Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
— Вы не узнаете меня? — хрипло спросил юноша, стараясь выше привстать и поняв вдруг, что его правая рука по-прежнему крепко стискивает рукоять покрытого засохшей кровью меча.
Второй жрец, уже пожилой, седой мужчина, всмотрелся и вдруг отшатнулся:
— Коварная Ата! Или я лишился рассудка, или… О, боги, да ведь это же наш царь!!!
— Да, это я, — Неоптолем пытался говорить твердо. — Вы должны мне помочь.
— Но… — второй жрец, казалось, не мог прийти в себя. — Но нам сказали, что ты умер!
К своему изумлению, царь рассмеялся, правда, вместе со смехом у него вырвался судорожный, клокочущий кашель.
— Конечно, вам это сказали… А как же иначе? Но послушайте. — если бы я явился сюда из царства теней, то уж, наверное, с обеими ногами!
Старший из жрецов наклонился к лежащему.
— Кто это сделал, мой царь?! Кто это сделал с тобой?
— Гелен. Он поймал меня в капкан, как кролика. Сознаюсь в этом и клянусь, что не умру, пока не возьму взамен моей ноги его поганую голову! Похоже, вы не заодно с ним и ничего не знали. Если так, то…
Юноша не успел договорить. Зазвенела тетива, и старший жрец рухнул на грудь раненому, не успев даже вскрикнуть. Вторая стрела угодила в плечо младшему жрецу, и тот, завопив от ужаса, спотыкаясь, ринулся в храм. Его догнали еще две стрелы, но одна прошла через край развевающегося пеплоса, вторая лишь царапнула ногу бегущего.
Неизвестно откуда взяв силы, Неоптолем сбросил с себя деревенеющее тело. Он видел, что старый жрец убит, но и будь он жив, молодой царь никак не мог бы помочь ему. Из зарослей миртовых кустов высыпали семь человек в легких доспехах, с луками и мечами.
— Гелен был прав! — воскликнул один из них. — Ахиллов сынок оказался способен на это… Как зверюга, отгрыз себе лапу и вылез на волю! Если о нем узнают ахейцы, все пропало… Что будем делать, Сибил? Сразу его подстрелим, или попробуем скрутить? Гелену отчего-то очень нужна его проклятая жизнь, а по мне, так безопаснее его прикончить.
Стоявший впереди высокий смуглый бородач, видимо, предводитель нападавших, тот самый, чья стрела насмерть поразила старшего жреца Посейдона, наложил новую стрелу и усмехнулся:
— Раз он нужен Гелену, лучше бы его все же поймать. Но для начала перебить ему стрелами хотя бы правую руку. Драться с ним, даже и с безногим, меня отчего-то не тянет.
— А ты попробуй! — Неоптолем привстал на левое колено, опираясь на левую руку, правой поднимая меч. — Неужели тебе не лестно будет меня одолеть, а, морской разбойник?
Сибил мрачно скривился. Ему явно не хотелось слишком уж очевидно обнаруживать свою трусость перед шестью другими разбойниками, но подходить вплотную к раненому богатырю хотелось еще меньше.
— Мне, троянцу, противно и драться с тобой, ахейский хвастун! — сквозь зубы бросил он.
— Неужели? — Неоптолем понимал, что единственная его надежда — протянуть время… Быть может, раненый жрец, о котором разбойники ненадолго забыли, сумеет как-то выбраться из храма и дать знать мирмидонским воинам о том, что царь их жив. Быть может, появится кто-нибудь из горожан. Надо было не дать разбойникам утащить его отсюда как можно дольше. — Так уж и противно? Ну так могу тебя утешить: я тоже троянец. Я куда больше троянец, чем ты, вор и убийца, сбежавший с троянских рудников. Я — внук царя Приама, племянник Гектора, троянского царя.
— У него бред начался, что ли? — в некоторой растерянности произнес один из лучников. — Надо его и впрямь пристрелить, не то в своем безумии он будет слишком опасен…
— В руку цельтесь, в руку с мечом! — воскликнул Сибил, вновь натягивая тетиву. — Чей он там внук, потом разберемся!
Тетива зазвенела, и… Сибил, не успевший даже прицелиться, упал лицом вниз. Его стрела, сорвавшись с натянутого лука, вонзилась в землю, а та, что поразила разбойника, трепетала в мускулистой шее, пройдя ее насквозь. Остальные шестеро, ошеломленные, схватились, кто за лук, кто за меч, но вторая стрела уложила еще одного из них, попав в глаз, третий упал с пронзенным горлом. В ужасе они даже не успели заметить, что стрелы не настоящие: они были наспех вырезаны из стеблей тростника, без наконечников, без оперения. И смертоносны оказались лишь от того, что выстрелы были сделаны с очень близкого расстояния.
Наверное, разбойников еще больше поразил бы вид лука, из которого стреляли: толстой ветки с натянутой на нее крученой волосяной тетивой, бронзово-рыжей, сработанной из очень-очень тонких волос. После третьего выстрела половина волокон в ней порвались, тетива уже ни на что не годилась, да и стрел у нападавшего не осталось. Но разбойники ничего этого не знали и не поняли, они в страхе озирались, ища, откуда их убивают. Им было уже не до Неоптолема.
— Кто это?! Кто? Покажись! — в ужасе завопил один, вертясь вокруг себя, будто собака, которой привязали к хвосту погремушку. — Не прячься, паршивец!
— Я не прячусь. Я здесь!
И тут разбойники завопили, точно их обварили кипятком. Из кустов, с другой стороны площадки, появилась и стремительно взлетела по ступеням храма, встав возле искалеченного базилевса, тонкая фигурка девушки. Девушка была в короткой темной тунике, сандалиях с высокой шнуровкой, в легком кожаном нагруднике с медными пластинами. Она подняла руку, и острое изогнутое лезвие секиры ярко сверкнуло на солнце.
— У первого, кто попробует натянуть тетиву, эта штука будет торчать во лбу! — спокойно проговорила воительница. — Ну, кто из вас самый быстрый? Неужели опять боитесь? Вас четверо, а нас только двое. Все равно, вам некуда деваться от гнева Посейдона: вы убили его жреца, на пороге его храма!
— Клянусь всеми молниями Зевса! — завопил один из уцелевших. — Это же она, эта проклятая баба, из-за которой все и завязалось! Но ей же было не выйти из дворца! Она — колдунья!
И разбойник, ошалев от ужаса, вскинул лук, но угроза тут же исполнилась: секира, свистнув, рассекла ему голову, и он упал. А девушка, у которой осталось теперь лишь одно оружие — небольшой нож, стремительно кинулась на троих уцелевших разбойников. Неоптолем, оценив все случившееся куда быстрее и куда трезвее своих врагов, отлично понимал, что не сможет прийти на помощь своей спасительнице: если он и не потеряет сознания, попробовав встать на ноги, то отделявшие его от разбойников двадцать-двадцать пять шагов быстро все равно не одолеет. И он сделал то единственное, что сейчас мог сделать: метнул свой меч в ближайшего разбойника и облегченно перевел дыхание: тот был убит наповал — бронзовое лезвие пробило нагрудник и вошло в грудь, будто в мягкую глину.
Оставшиеся двое не дожидались нападения амазонки — с криками ужаса они вломились в миртовые кусты и помчались прочь, разрывая о ветви одежду, раздирая кожу, боясь даже обернуться…
