Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн
Во многих случаях волонтерство развивалось в неформальных кругах и начиналось с частных встреч с беженцами по соседству, на работе или в спортивных клубах. В Потсдаме, например, футбольный клуб SV Babelsberg 03 открыл новую секцию: “Welcome United 03”. Церкви и благотворительные организации имели здесь второстепенное значение. Главное отличие от других благотворительных кампаний заключалось в том, что прием, оказанный беженцам, иногда был ответом на уже существовавшие местные потребности. Германия страдала от нехватки не только квалифицированных рабочих, но и школьников, футболистов и многих других. Тренер KSV Lützkendorf набирал беженцев с 2011 года, чтобы на поле было достаточно игроков. В Гольцове (Бранденбург) мэр убедил местных жителей принять три семьи беженцев, чтобы предотвратить закрытие недоукомплектованной деревенской школы. В небольшом городе Эркрат (Северный Рейн-Вестфалия) ежегодные дни общественных акций предоставили местным фирмам и гражданским инициативам готовую платформу для работы с беженцами. В Швебиш-Гмюнде, на юге Германии, вышедший на пенсию инженер, прежде работавший с неблагополучными подростками, открыл мастерскую и вместе с девятью пенсионерами-единомышленниками обучил работе с инструментами более трехсот беженцев56.
Таким образом, “мы можем это сделать” относилось в первую очередь к местным сообществам, а не к государству, и уж тем более не к другим странам. В этом была сила, но также и слабость. Волонтерством можно добиться не слишком многого. Мастерская, например, прекратила свое существование, когда ее основателю не удалось получить официальную поддержку для найма мастера-механика на полный рабочий день. В Гольцове жители были готовы принять не более трех семей беженцев. Местные власти, вероятно, при любых обстоятельствах стали бы возражать против прибытия миллиона человек. Однако годы недофинансирования привели к тому, что ситуация стала более хаотичной, чем она могла бы быть. Одержимость сокращением государственного долга имела человеческие последствия. Накануне кризиса беженцев в Нидерландах, например, на одно лицо, принимающее решения, приходилось тридцать просителей убежища, в Германии же – четыреста. В Берлине муниципальное управление здравоохранения и социальных услуг, которое регистрировало беженцев, уже много лет жаловалось на сокращение кадров и невозможный рабочий график. Сейчас, в 2015 году, от него требовалось регистрировать по тысяче прибытий в день. Одним из прибывших был Анис Амри, тунисец, ранее судимый за поджог и другие преступления. Он воспользовался вымышленным именем, которое переводится как “таракан” и “голубок”. Полтора года спустя он въехал на грузовике в рождественскую ярмарку, убив дюжину человек57.
Гостеприимство всегда имело свои пределы. В 2015 году на дома беженцев было совершено более тысячи нападений. Преступления на почве ненависти и правый террор активизировались по всей Европе – насколько это стало результатом улучшения учета, спорный вопрос. Сравнение осложняется тем фактом, что, помимо Германии, только Греция, Финляндия и Нидерланды регистрируют преступления на почве ненависти, направленные конкретно против лиц, ищущих убежища. С какой стороны на эти цифры ни смотри, они производят удручающее впечатление. В Германии в 2015 году количество нападений на центры беженцев увеличилось в пять раз, а сами нападения становились все более жестокими, затрагивая в том числе детей и женщин. В 2014–2015 годах произошло 157 поджогов и 195 атак; для сравнения, в маленькой Финляндии зафиксировано 47 случаев нападения на центры для беженцев. Наибольшее количество инцидентов зарегистрировано в Саксонии, на территории бывшей ГДР. Нападения также имели место в западной части страны, особенно в Северном Рейне-Вестфалии, но с учетом численности населения насилие было наиболее выраженным на востоке; в районе на границе с Чехией в 2014–2015 годах произошло пять случаев поджога и тридцать одно нападение58.
Как и гостеприимство, враждебность не возникла из пустоты. Число преступлений правых неуклонно росло: с 14 725 в 2001 году до 23 555 в 2016-м – большинство из них были разжиганием ненависти (Volksverhetzung). Число же преступлений, совершенных в этот период анархистами и левыми, оставалось стабильно небольшим. За тридцать лет после воссоединения расисты убили более двухсот человек. Правые убивали как на западе, так и на востоке – например, в мае 1993 года три девушки и две женщины турецкого происхождения погибли, когда группа скинхедов подожгла их дом в Золингене в Рейнской области на западе. В 2013 году в Шнеберге – саксонском городе с 15 тысячами жителей на востоке – около 2 тысяч человек вышли на улицу, протестуя против беженцев. К этим протестам присоединились неонацисты, которые несли факелы и кричали: “Мы – один народ!” Во многих местах беженцев приходилось доставлять в центры убежища под охраной полиции.
Когда дело дошло до насилия и террора со стороны правых, Германия превзошла средний уровень по Европе. Полиция часто была слепа к правым мотивам преступлений и смотрела не туда, как это происходило и в Швеции. Когда в 2000 году средь бела дня застрелили турка, владевшего магазином в Нюрнберге, сначала заподозрили, что это дело рук иностранной организованной преступности. Это позволило Национал-социалистическому подполью (NSU) в течение следующих пяти лет убить еще девять этнических турок и греков, а также одного полицейского. 19 февраля 2020 года правый экстремист убил одиннадцать человек в двух кальянных в Ханау на западе. Официальные данные фиксируют рост числа скинхедов, но преступники на самом деле часто были хорошо интегрированными членами местного сообщества. Одним из трех экстремистов, бросивших коктейль Молотова в центр беженцев в Зальцхеммендорфе, в Нижней Саксонии, на западе, в ночь на 28 августа 2015 года, был двадцатичетырехлетний сотрудник местной пожарной команды59.
Само государство было двуликим Янусом. Большему количеству мигрантов разрешили въехать, но еще больше было снова выдворено. В 2015 году депортировали 21 тысячу человек – более чем в два раза больше, чем в 2014 году; в 2018-м их будет уже 26 тысяч. Цифры были бы еще выше, если бы не отвергнутые просители убежища, которые заболели или ушли в подполье. Германия также начала вытеснять беженцев обратно в европейские страны, из которых они прибыли, осуществив в 2018 году 9200 так называемых “дублинских трансферов”. Это были полицейские рейды с собаками, когда на беременных женщин надевали наручники. Опять же, цифры были бы еще выше, если бы Греция не отклоняла практически все запросы о “возвращении”60. Не имея возможности убедить своих европейских коллег разделить бремя, Меркель и ЕС в 2016 году обратились к Турции, чтобы остановить волну нелегальных мигрантов в обмен на несколько миллиардов евро и безвизовый режим для граждан Турции.
Внутри Германии правительство использовало двухклассовую систему: одну – для признанных беженцев, вторую – для остальных. Признанные беженцы пользовались упрощенным доступом к работе и образованию. Даже просители убежища, все еще ожидающие решения,
