10. Побег стрелка Шарпа. 11. Ярость стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл
Двое солдат, подхватив полковника, оттащили его подальше от забрызганного кровью ирландца. Рана оказалась неопасной – штык лишь проткнул бедро, – но ни идти, ни говорить, ни думать Вандал не мог. «Орел»! На шее у него был лавровый венок, венок из позолоченной бронзы, врученный городом Парижем полкам, отличившимся под Аустерлицем, и вот теперь какой-то скачущий дикарь размахивал им над головой! Вандала колотило от ярости. Нет, он не отдаст императорского «орла», даже если ему суждено погибнуть. Полковник потребовал, чтобы его опустили.
– Pour l’Empereur! – крикнул Вандал и побежал к Мастерсону, рассчитывая прорубиться через окружающих сержанта красномундирников, но слева вдруг появились какие-то люди, и ему преградили путь.
Он рубанул саблей с плеча, противник отбил удар, и полковник с удивлением увидел перед собой испанского офицера. На помощь Вандалу устремились еще несколько французских солдат.
– Взять «орла»! – крикнул полковник и снова ударил испанца, не пускавшего его к верзиле-ирландцу.
На сей раз клинок рассек и ремень, и мундир, оставив на животе офицера кровавую рану, но его место мгновенно занял высокий британец в зеленой форме. Отбив выпад Вандала увесистым кавалерийским палашом, он просто-напросто схватил полковника за воротник, вытащил из схватки, подножкой свалил на землю и врезал ногой по голове. Снова ударили мушкеты, и ирландцы погнали последних французов. Вандал попытался откатиться и встать, но англичанин еще раз ударил его ногой, а когда он поднял голову, то увидел над собой палаш.
– Помнишь меня? – спросил капитан Шарп.
Вандал махнул саблей, но стрелок с оскорбительной легкостью отвел угрозу.
– Где мой лейтенант?
Полковник еще рассчитывал улучить удобный момент и провести колющий удар, но Шарп прижал палаш к горлу.
– Сдаюсь, – прохрипел Вандал.
Давление на горло слегка ослабло.
– Дай мне саблю, – сказал Шарп.
– Я сдался сам и по правилам войны имею право оставить саблю.
Полковник понимал, что сражение проиграно. Его люди отступали, и ирландцы гнали их штыками дальше на восток. Такая же картина наблюдалась по всей линии: французы бежали, британцы преследовали, но не увлекались. Они прошагали всю ночь, дрались все утро и теперь едва не валились с ног от усталости. Убедившись, что разбитая армия не собирается останавливаться и перестраиваться, красномундирники возвращались и падали на землю, удивляясь, что еще живы.
– Я дал слово, – повторил Вандал.
– А я сказал, отдай саблю! – рыкнул Шарп.
– Если он дал слово, – вмешался Гальяна, – то может сохранить личное оружие.
Наблюдавший за происходящим бригадир Мун вздрогнул, когда Шарп снова ударил пленного француза по голове и резанул палашом по запястью. Вандал разжал пальцы, выпустив обтянутую змеиной кожей рукоять, и стрелок наклонился и поднял выпавший клинок. Он посмотрел на лезвие, ожидая увидеть выгравированное на стали имя какого-нибудь французского мастера, но с удивлением обнаружил уже знакомое – «Беннет».
– Ты ее украл, скотина!
– Я дал слово! – запротестовал Вандал.
– Тогда встань.
Голова у полковника кружилась, по щекам текли слезы – не от боли, а от унижения из-за потерянного «орла», – но он все же поднялся и протянул руку:
– Верните мою саблю.
Шарп бросил саблю Муну и коротко, без замаха, ударил. Он знал, что не должен так поступать, но ярость и злость бывают сильнее запретов, и он врезал французу между глаз, и полковник опять упал, зажав лицо руками. Шарп склонился над ним.
– Не помнишь? – спросил он. – Война есть война, и на ней правил не бывает. Ты сам мне это сказал. Где мой лейтенант?
И только тогда Вандал узнал Шарпа. Увидел повязку под рваным кивером и вспомнил человека на мосту. Того, которого считал убитым.
– Ваш лейтенант, – дрожащим голосом сказал он, – в Севилье, где с ним обращаются достойно, согласно его званию. Слышите? Достойно и согласно его званию, как и вы обязаны обращаться со мной.
– Вставай! – перебил его Шарп. Вандал поднялся, и стрелок, схватив его за золоченый эполет, протащил за собой несколько шагов и остановился. – Посмотри. Вот твое чертово достоинство.
Сержант Патрик Мастерсон с улыбкой, которой хватило бы на весь Дублин, прохаживался взад-вперед, демонстрируя захваченного «орла».
– Эй, парни! – кричал он. – Гляньте-ка! Я таки словил их кукушку!
И Шарп рассмеялся.
Корабль его величества «Торнсайд» миновал рифы на выходе из Кадисской бухты и повернул на запад, в Атлантику. В скором времени ему предстояло взять курс на устье Тежу и Лиссабон. С берега за судном, сглатывая желчь, наблюдал одноногий адмирал. Весь Кадис восхвалял британцев. Британцев, разбивших французов. Британцев, захвативших их «орла». Британцев, сбивших спесь с надменных лягушатников. На новое испанское регентство не стоило и надеяться, как и на достижение приемлемого мира с императором, поскольку город охватила военная лихорадка, а его героем стал теперь сэр Томас Грэм.
Одноногий адмирал повернулся и заковылял домой.
Берег уходил за горизонт.
– Мне жаль, Пэт, что так вышло, – сказал Шарп стоявшему рядом Харперу.
– Знаю, сэр.
– Надежный был парень.
– Да.
Речь шла о рядовом Слэттери. Шарп не видел, как он погиб, но Харпер рассказал, что в самом конце боя, когда рассыпавшаяся французская колонна дала последний залп, пуля попала стрелку в горло и он умер на коленях у Катерины.
– Ты верно сказал, не наша была драка.
– Но подрались знатно, да и вы посчитались с тем лягушатником.
Полковник Вандал пожаловался на Шарпа сэру Томасу Грэму, заявив, что капитан ранил его после сдачи в плен, оскорбил его честь и украл его саблю. Рассказывая об этом Шарпу, лорд Уильям Рассел укоризненно качал головой.
– Должен
