Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Он мулат – Альбо, который и обещал вылечить его.
– Но, – сказал Фабьен, обратясь к Рокамболю, – это ведь, кажется, твой доктор – господин Альбо.
– Да, – ответил мнимый маркиз де Шамери, – . он действительно очень искусный доктор.
– Таким образом, ты до сих пор еще не пришел к открытию этой тайны? – продолжал виконт.
– До сих пор, – ответил судебный следователь, – самые искусные розыски оставались бесплодными, и, как ты видишь, у меня нет счастья для дебюта. Но, – прибавил он, протянув руку виконту, – мне надо ехать, меня ждут в суде. Прощай!
– До свидания, – проговорил Фабьен.
Судебный следователь поехал своей дорогой, а наши молодые люди вскоре после того вышли из кареты и отправились в полицию.
Час спустя маркиз возвратился домой, в улицу Вернэль, уже с паспортом в руках и говорил сам себе:
– Цампа не умер… портрет похитили… я погиб!..
Но у Рокамболя минуты отчаяния и надежды беспрестанно сменяли друг друга.
В эту минуту к бандиту возвратилась вся его смелость; он выпрямился, его глаза заблистали.
Теперь, когда он очутился опять лицом к лицу с опасностью, эта опасность придала ему энергии и силы.
– Ну, – сказал он себе. – Это моя последняя игра, и я поставлю теперь все на одну карту.
На следующий день после этого он встал довольно рано, и пока его лакей укладывал чемоданы, мнимый маркиз де Шамери вздумал отправиться в Сюренскую улицу, где его не видали уже около двух месяцев.
Придя на свою квартиру, Рокамболь уложил в дорожный чемодан несколько пар различных костюмов, париков и различных красок, необходимых ему для гримирования. Затем он нанял комиссионера и отправил с ним этот чемодан в улицу Вернэль, а сам между тем пошел в предместье Сент-Оноре на квартиру к доктору Самуилу Альбо.
Мнимый маркиз не счел даже нужным переодеваться, потому что он и не подозревал того, чтобы доктор Альбо мог быть сообщником графини Артовой.
Рокамболь, отправляясь к доктору, дал себе слово не уходить от него, прежде чем ему удастся узнать, в каком положении находится Цампа.
Но ложный маркиз немало удивился, когда швейцар отеля сказал:
– Доктор уехал из Парижа!
– Уехал из Парижа? Он, доктор? Да ведь это невозможно, – сказал Рокамболь.
– Это верно.
– А давно ли он уехал?
– Только на прошлой неделе.
– Но куда же он уехал?
– Право, не знаю, – ответил швейцар, – но вы, мне кажется, можете узнать это в улице Пепиньер.
– Что, – повторил Рокамболь, удивленный этими словами, – стало быть, он живет в улице Пепиньер?
– Нет, сударь, но он лечит там знатного русского барина… который помешался…
Рокамболь прислонился к двери, у него закружилась голова. Но наконец он превозмог себя.
– Так, – сказал он, – я догадываюсь… это… это, верно, у графа Артова.
– Точно так.
Рокамболь вышел довольно твердыми шагами, но на улице он зашатался и принужден был сесть в первую попавшуюся ему карету.
– Куда прикажете ехать? – спросил его кучер.
– В Сюренскую улицу, – ответил мнимый маркиз. Кучер повернул лошадей и погнал их крупною рысью.
Только тогда к Рокамболю возвратилось все его обычное хладнокровие и присутствие духа.
– Да, – прошептал он, – действительно, сэр Вильямс был прав, говоря, что как скоро его не будет со мною, то счастье изменит мне. Теперь графа Артова лечит тот же самый доктор, у которого я добыл лекарство для того, чтобы сделать его сумасшедшим. Следовательно, ясно, что он узнал причину его помешательства. И как знать!..
По всем членам мнимого маркиза пробежала дрожь.
– Кто знает, – продолжал размышлять он, – что Баккара и он не сговорились погубить меня… Эй, кучер, кучер!..
– Что вам угодно?
– Вези меня в улицу Пепиньер, отель Артова. Ученик сэра Вильямса озарился новою мыслью и почувствовал в себе отчаянную решимость.
– Я увижу Баккара, – пробормотал он, – и узнаю, что мне нужно предпринять в отношении ее. У меня есть теперь очень приличный предлог для того, чтобы быть у нее. Граф Артов был очень дружен с Фабьеном, от его-то имени я и явлюсь узнать о его здоровье.
Карета въехала во двор отеля. Рокамболю показалось с первого же взгляда, что хозяина нет дома. Окна первого и второго этажа были закрыты.
– Что вам угодно? – спросил его швейцар, увидев, что он выходит из кареты.
Рокамболь не обратил внимания на эти слова.
– Разве ваши господа уехали куда-нибудь? – спросил он.
– Да, сударь.
– Давно ли?
Швейцар замялся и, казалось, не решался отвечать, но ложный маркиз принял самый дворянский вид.
– Я двоюродный брат графа Артова, – сказал он, – и только что приехал из Петербурга.
– В таком случае, ответил швейцар, вам, вероятно, уже известно ужасное несчастье…
– Да, но ведь графа надеются вылечить; графиня писала мне, что она вверила его попечениям искусного врача Самуила Альбо.
– Точно так, господин барон.
– И они уехали.
– Точно так, граф находится теперь в своем имении в Фонтеней.
– А доктор Самуил Альбо с ним?
– Нет, они поехали десять дней тому назад вместе с графиней.
– Куда они уехали?
– Не знаю, да этого и никто не знает.
– Я узнаю это в Фонтеней, – сказал тогда мнимый барон, садясь в карету и приказав кучеру ехать.
Но, как вероятно, догадывается читатель, Рокамболь не поехал в Фонтеней, хотя и сказал это швейцару.
Слова швейцара: «Доктор уехал, вот уже десять дней, с графиней» вызвали его на размышления, которые скоро привели его к тому убеждению, что лица, приезжавшие в замок Оранжери и укравшие там портрет, были Баккара и Самуил Альбо.
Мнимый маркиз пришел уже пешком в улицу Вернэль.
Войдя в свой кабинет, он написал Концепчьоне следующее письмо:
«Моя милая! Я увидал, я прочел в вашем письме, что час нашего счастья уже наступает…»
Все это письмо было переполнено множеством любезностей, между которыми он успел поместить, что у него украли портрет и что похитительницей его оказалась одна из его прежних любовниц.
Это письмо должно было иметь двойную цель: во-первых, он хотел предупредить графиню Артову, если бы она стала действовать посредством этого портрета на Концепчьону, а во-вторых, ему нужно было чем-нибудь оправдать то, что он так долго не ехал в Кадикс.
Запечатав и отправив это письмо, Рокамболь задумался:
– Я уничтожил Шато-Мальи, дона Хозе, сэра Вильямса и всех, кто мешал мне, – рассуждал он, – но если я не избавлюсь теперь от кадикского каторжника, то дело мое все-таки еще не кончено, и я могу погибнуть…
Весь остаток этого дня мнимый маркиз занимался своими делами и не расставался с виконтом д'Асмоллем и его женой.
Бланш – этот олицетворенный ангел чистоты и благороднейший дворянин Фабьен посадили в карету убийцу Рокамболя, и женщина, предполагавшая, что целует своего брата, залилась слезами.
