28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов
Черчилль 31 марта сделал еще одну попытку, прислав Эйзенхауэру телеграмму: «Почему бы нам не форсировать Эльбу и не продвинуться как можно дальше на восток?» Он требовал, чтобы британцы первыми достигли Берлина и чтобы для выполнения этой цели 9-я американская армия Симпсона была включена в состав 21-й группы армий Монтгомери. Подобное решение, писал Черчилль, «позволит избежать низведения сил Его Величества до выполнения весьма ограниченных задач». Эйзенхауэр был обижен и продолжал настаивать на своей правоте. Рузвельт защищал Эйзенхауэра и пытался зарядить Черчилля оптимизмом: «Военные действия сегодня развиваются, по нашему мнению, весьма успешно, и мы можем надеяться, что крах гитлеризма наступит раньше, чем мы ожидали».
Первого апреля Черчилль направил Рузвельту послание, где уверил, что не намерен «хоть в какой-то мере дискредитировать или умалить престиж генерала Эйзенхауэра в его становящихся все более важными отношениях с русскими командующими на фронте». Премьер-министр предлагал покончить с «этими недоразумениями между друзьями и товарищами, вернейшими из всех, которые когда-либо сражались плечом к плечу как союзники», и переходил к главному – необходимости решительно нарушить ялтинские договоренности, по которым Берлин относился к советской зоне оккупации.
«Я вполне искренне говорю, что Берлин сохраняет важное стратегическое значение. Ничто не будет иметь такого психологического воздействия на все сопротивляющиеся нам немецкие войска, ничто не доведет их до такого отчаяния, как падение Берлина. Для немецкого народа это станет важнейшим признаком поражения. С другой стороны, если предоставить лежащему в развалинах Берлину выдерживать осаду русских, он, пока над ним развевается немецкий флаг, будет воодушевлять сопротивление всех немцев, находящихся под ружьем.
Эта проблема имеет еще один аспект, который нам с Вами следует рассмотреть. Армии русских, несомненно, займут Австрию и вступят в Вену. Если они возьмут также и Берлин, не укрепится ли в их сознании неоправданное представление, что они внесли основной вклад в нашу общую победу? Не породит ли это у них такое настроение, которое создаст серьезные и непреодолимые трудности в будущем? Я считаю, что ввиду политического значения всего этого мы должны продвинуться в Германии как можно дальше на восток, и, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, конечно, должны взять его. Такой курс представляется разумным и с военной точки зрения».
На следующий день Черчилль продолжал наставлять Эйзенхауэра: «Я считаю чрезвычайно важным, чтобы мы встретились с русскими как можно дальше на Востоке».
Разборки продолжились 6 апреля, когда Монтгомери вновь поднял этот вопрос перед Эйзенхауэром, сказав, что он чувствует недооценку американцами Берлина, который «обладает первостепенной важностью и что русские, без сомнения, придерживаются той же точки зрения, хотя и делают вид, что это не так!».
На следующий день Эйзенхауэр перенес решение этого конфликта в ОКНШ. Он писал: «Послание, которое я направил Сталину, было чисто военным шагом, предпринятым в соответствии с моими полномочиями и указаниями Объединенного англо-американского штаба, полученными ранее. Откровенно говоря, мне даже в голову не пришло предварительно посоветоваться с Объединенным англо-американским штабом, так как я считал, что отвечаю за эффективность военных операций на этом театре военных действий и было естественно спросить у руководителя русских войск относительно направления и времени их следующего крупного наступления и изложить ему в общих чертах свои намерения». Эйзенхауэр настаивал, что наступление на Берлин в военном смысле неразумно, а затем добавил: «Я первый признаю, что война ведется ради достижения политических целей, и, если Объединенный комитет начальников штабов решит, что необходимость захвата союзниками Берлина перевешивает чисто военные соображения на театре военных действий, я с радостью изменю свои планы и начну думать, как осуществить новую операцию».
ОКНШ ничего не изменил в директивах Эйзенхауэра. Маршалл в ответ доказывал британским начальникам штабов, что «психологические и политические преимущества, которые будут результатом возможного захвата Берлина раньше русских, не должны перевешивать очевидные военные императивы, которые, по нашему мнению, заключаются в полном разрушении немецких вооруженных сил».
Черчилль сыграл отбой. «Шторм начал спадать, поскольку ни одна из сторон не хотела разрыва. Британцы практически согласились на второстепенную роль Монтгомери. Черчилль, хорошо понимая необходимость англо-американской солидарности в послевоенный период, взял на себя инициативу в улаживании конфликта».
В начале апреля наступление союзников на Западном фронте заметно ускорилось. «Войска Брэдли на юге и Монтгомери – на севере продвигались с боями к намеченному месту встречи возле Касселя, – писал Эйзенхауэр. – Американская 9-я армия, шедшая в направлении на Берлин, встречала куда более упорное сопротивление, чем 1-я и 3-я армии, двигавшиеся из района Франкфурта. В результате наступавшие войска этих армий своим правым крылом вышли на восточную и северо-восточную окраины Рура, чтобы соединиться с колоннами 9-й армии Симпсона в районе Липштадта возле города Падерборн.
К 1 апреля, спустя ровно неделю после того, как 21-я группа армий форсировала Рейн в районе Везеля, наступавшие с севера и юга войска соединились, Рур был окружен, противник оказался в западне. Теперь немцы непрерывно терпели крупные поражения».
Происходившее на Западном фронте уже трудно было назвать настоящей войной. Отдельные полки, роты, взводы, а иногда даже несколько человек в джипе неслись вперед, отрываясь далеко от своих тылов. Большинство немецких частей были обездвижены из-за отсутствия горючего. Организованная оборона просто отсутствовала. Жуков подтверждал: «Из разговоров с Эйзенхауэром, Монтгомери, офицерами и генералами союзных войск мне тогда было известно, что после форсирования Рейна союзные войска серьезных боев с немцами не вели. Немецкие части быстро отходили и без особого сопротивления сдавались в плен американцам и англичанам… Какие потери понесла трехмиллионная американская армия, двигаясь от Рейна на восток, юго-восток и северо-восток? Оказывается, американцы потеряли всего лишь 8351 человека, в то время как число пленных немцев исчислялось сотнями тысяч солдат, офицеров и генералов». Неудивительно, что Сталин подозревал союзников в сговоре с немцами.
Соединившись у Липштадта, 9-я армия Симпсона и 1-я армия Ходжеса загнали в ловушку немецкую группу армий «Б» под командованием фельдмаршала Моделя, куда входили 15-я и 5-я танковые армии в составе 21-й дивизии. Среди развалин крупнейшего промышленного района Германии – Рура – она продержится 18 дней. Модель умолял фюрера разрешить отвод войск. Получив отказ, Модель подчинился и продолжил сражаться. 14 апреля окруженная группировка в результате ударов американцев в направлении Хагена с севера и юга была рассечена пополам.
Окружение армий Моделя в Руре оголило немецкий фронт. Через образовавшуюся брешь шириной 300 км передовые части американских 9-й и 1-й армий устремились к
