Альма. Ветер крепчает - Тимоте де Фомбель
– Смотрите! – кричит кто-то.
На гребне волны возникла и скрылась чёрная акулья спина с плавником. За ней вторая.
Позади Жозефа раздаётся почти растроганный голос:
– Вы поглядите. Нас дожидаются…
Это сказал Лазарь Гардель. Он глядит на первых показавшихся из воды акул, как охотник после долгого похода на ждавших дома псов.
Даже пена, летящая по бокам от носа судна, сменила цвет. Она теперь как огонь.
Где-то там, на берегу, реки Сенегал и Гамбия выбрасывают в океан свою бурую глинистую воду, крася его в золото и ржавчину.
16. На что похожа преисподняя?
Корабельный хирург, зевая, появляется в проёме главного трапа. Он только из-за стола. На палубу он выходит последним. Жозеф наблюдает, как он оглядывает горизонт, затем бежит к Лазарю Гарделю.
– Капитан, справа вон от того мыса…
– Да?
– Там остров Горе.
Капитан удивлённо замирает.
– Да ну? – говорит он.
– Вы прибыли на сто двадцать миль южнее, чем надо. Видимо, мы уже несколько дней как проскочили Сен-Луи.
– Что вы говорите, господин хирург, – произносит капитан елейным голосом. – Продолжайте, не останавливайтесь. Ваши объяснения меня завораживают…
– В Сен-Луи вы могли бы найти невольников. Но на Горе…
– Хотите сказать, к Горе причаливать не нужно?
– Гарнизон форта вам обрадуется. Им ведь скучно. Но в деловом отношении… Позволю себе высказать мнение…
– Как же я без вашего мнения, Паларди! Расскажите-ка мне ещё про Африку и как здесь ведут торговлю.
Хирург поправляет шляпу. Он якобы скромничает, не замечая в голосе капитана иронии. Рядом кадет Морель тщетно подаёт ему знаки.
– Я, конечно, в этом не эксперт, – продолжает Паларди, – но очень рад, если смогу быть вам полезен.
– Полезен? Да вы не просто полезны, вы прямо-таки спасаете меня, Паларди! Так значит, я промахнулся на пятьдесят с лишним лье? Вы слышали? Морель! Вожеланд! Абсалон! Последний пьянчуга и то стреляет точнее. Ах боже ты мой, мы забрали южнее на сотню миль с гаком! Ни на что я не гожусь, булинь мне на шею!
Гардель бьёт себя в грудь, как скверный трагик. И призывает всех в свидетели:
– Салага! Вот так капитана навязали вам, господа!
Происходящее начинает беспокоить Паларди. Капитан подходит к нему.
– Скажите, господин хирург…
– Да?
– Если мне вдруг придёт в голову…
– Д-да?
– …придёт в голову аккуратно вспороть вам живот и провести операцию, скажем, на селезёнке или печени ножницами для парусины и если я проделаю это прямо сейчас, на палубе, на глазах у всех, а потом зашью вас леской…
Паларди нервно сглатывает.
– П-простите?
– …вы будете довольны? – заканчивает Гардель.
– Я… думаю, этим лучше заняться…
– Хирургу?
– Да.
– Верно. Вы правы.
Капитан делает вид, что уходит, но вдруг замирает и возвращается.
– А вы сами?
– Я?
– Вы, Паларди, капитан этого судна?
Он хватает врача за ухо так, что едва не приподнимает.
– Нет? – продолжает он, не повышая голоса.
– Нет…
– Так зачем пытаетесь учить меня моему ремеслу? Как вы могли подумать, будто я сам не знаю, куда держу курс?
Ноги Паларди отрываются от земли. Он тихо стонет.
– Я ни на миг не думал заходить в Сен-Луи, – говорит капитан, – потому что знаю: сейчас в этой части побережья искать нечего. Что до Горе… Там должны стоять три корабля из Ла-Рошели, это не считая нантских и онфлёрских, и все они грызутся из-за пары чахлых невольников и пожелтелых бивней.
Капитан наконец выпускает ухо хирурга. Затем разворачивается и обращается к экипажу:
– Если кто-то ещё считает, что мы уже прибыли, пускай поднимет руку!
Он обводит взглядом каждого по очереди.
– Вы думали, всё закончилось, но всё едва начинается. До форта Элмина ещё десять дней пути. Запомните хорошенько. До этого времени никто не ступит на землю. Торговать мы начнём там. И скупим всё, что найдём. А потом пойдём вниз по побережью, до самого короля Конго, если нужно. И дальше! До тех пор пока между бортов найдётся место хотя бы для младенца, пока под палубой хватает воздуха на лишний вздох. Вам понятно?
Матросы на вантах вцепились в пеньковые снасти, чтобы не упасть. Кажется, экипаж всё понял.
– Через десять дней судно должно быть готово. До сих пор некоторым из вас удавалось отсиживаться, но теперь я их выкурю из нор, каждого. Они будут работать, пока не упадут на моих глазах замертво. И пусть лучше падают сейчас, чем когда на борту будет пять сотен невольников. Эти два месяца вы прожили в раю. Так готовьтесь к преисподней!
Авель Простак дрожит, привалившись к грот-мачте. Он уверен: Гардель говорил про него.
– Где Тавель? Где бондарь? – кричит капитан.
– Он болен, – робко подаёт голос хирург, потирая ухо.
– Болен?
– Он восстанавливает силы в шлюпке, – прибавляет Паларди, показывая на прочно закреплённую над палубой лодку.
– Паларди, вы у нас врач. Если завтра вечером Тавель не будет на ногах, я высажу вас обоих на Биссагоских островах. Там чудесные пляжи и змеи в десять футов длиной. Ясно вам?
– Да, капитан… – шепчет Паларди.
– Ну а Пуссен? Чем там занят Пуссен?
– Я здесь, – откликается плотник, высунув голову из люка.
– Что у нас с загородкой?
– Дерева на всё не хватит, как я и предупреждал, но три четверти уже можно ставить.
– Сколько вам надо людей?
– Восемь.
– А времени?
– Пять дней, чтобы всё собрать.
– За древесиной отправитесь на Золотом Берегу, когда дойдём до Элмины или Кейп-Коста. Пока ставьте то что есть. Даю вам четырёх человек и три дня.
– Пять. Я просил пять дней. И восемь человек.
– Раз жалуетесь, будет всего два.
– Почему?
– Потому что мне так хочется. А если не успеете в срок, составите компанию господам Паларди и Тавелю на островах, кормить комаров и мамб.
Гардель разворачивается и кричит:
– Держать на юго-юго-запад! Полный бакштаг! Всем за работу! А тем, кто жалуется, – кнута.
Он удаляется. Весь экипаж приходит в движение. К плотнику направляются несколько матросов.
– Спускайтесь и ждите меня на нижней палубе, – спокойно говорит им Пуссен, – мне осталось уладить одно дельце.
Он провожает взглядом хирурга, который забирается по переходному мостику в шлюпку. И идёт следом.
Там, под просмолённым льняным навесом, головой на мешке с соломой лежит бондарь Тавель.
Пуссен смотрит, как врач склоняется над ним, кладёт руку на плечо и глупо спрашивает:
– Как себя чувствуете, Тавель? Теперь надо бы попытаться поправиться.
Больной ёрзает головой.
– А как вы его лечите? – спрашивает Пуссен, рукой отодвигая Паларди.
– Каждое утро пускаю кровь из предплечья. В конце концов это должно подействовать.
– Кровопускания?
– По пять унций за раз.
– Где вас такому учили?
– В Рошфоре. В школе судовых хирургов.
– Так вы, конечно, знакомы с Эжени?
– С
