Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Молокососы, занимавшие заранее отведенную им позицию, оживленно болтали, а Поль Поттер неспешно заряжал свое древнее ружье. Дело это было небыстрое: засыпать порох в ствол, забить туда с помощью шомпола[39] пулю, обернутую в пропитанный смазкой пыж[40], надеть на затравочный стержень медный пистон[41]… Вся процедура занимала добрых полминуты, тогда как маузеры успевали за то же время сделать десяток выстрелов. Но юный бур дорожил не количеством, а качеством выстрелов.
– Ну, вот и все, – наконец произнес Поль. – Мой роер к вашим услугам, господа «белые шарфы»!
С введением формы хаки все английские офицеры носили в качестве знаков различия белые шелковые шарфы.
– А разве хороший маузер услужил бы им хуже? – ехидно поинтересовался Сорвиголова.
– Ох, не говори ты мне о современном оружии! – возразил Поль с едва скрываемой насмешкой. – Оно, понимаешь ли, никого не убивает. Вспомни-ка госпиталь под Ледисмитом. Гуманная пуля!.. Ну уж нет! Тот, в кого попадет пуля моего роера, обречен на все сто. Хочешь убедиться? Видишь того офицера слева, который только что взмахнул саблей?
Офицер, о котором говорил Поль, находился на расстоянии около пятисот метров. Поль приподнял ствол старинного ружья, секунды три целился и спустил курок. Грянул выстрел, и когда густой дым черного пороха рассеялся, Сорвиголова, не отрывавший глаз от бинокля, увидел, как офицер судорожно схватился за грудь, замер и растянулся ничком.
– Черт знает что! – невольно вырвалось у командира Молокососов.
А Поль, вынув нож, сделал очередную зарубку на прикладе ружья, затем прочистил ствол и снова начал методично заряжать свой роер.
– Двенадцатый с тех пор, как мать принесла мне ружье покойного отца, – негромко пробормотал Поль.
– Что значит – двенадцатый? – удивился Сорвиголова.
– Офицер. Одиннадцатым был артиллерийский капитан…
– Адамс! – воскликнул Сорвиголова. – Командир четвертой батареи! Так это ты его прикончил?
– Да. Самые меткие стрелки не могли его достать. А я с первого выстрела снял его с седла.
– Да ведь он… Это же был один из палачей твоего отца!
Поль издал странный звук – нечто среднее между смехом и рычанием.
– А-а, так это тот самый бандит?.. Благодарю, Жан!.. Ты даже не представляешь, какую радость мне доставил!.. Слышишь, отец? Еще один!..
Между тем шотландцы, угодившие под свинцовый ливень, заколебались. Их шеренги, сильно поредевшие от огня буров, дрогнули.
– Сомкнуть ряды! – то и дело выкрикивали офицеры.
Строй сомкнулся, но не мог сделать ни шагу вперед. Человеческая воля разбилась о шквал огня и металла. Еще несколько мгновений – и начнется беспорядочное отступление.
Генерал Уоршоп, руководивший атакой, мгновенно понял, что сейчас произойдет. Это был старый рубака, отважный и добрый к солдатам. Шотландские пехотинцы обожали его, а он знал чуть ли не каждого из них по имени. Уоршоп единственный из всех офицеров категорически отказался от новой униформы и остался в старом обмундировании, которое делало генерала приметным издалека.
Когда накануне лорд Метуэн приказал ему предпринять лобовую атаку позиций буров, Уоршоп заметил, что подобная задача выше человеческих сил. Но Метуэн заупрямился – он недооценивал буров и их гранитное упорство. Командующий верил в свою удачу и требовал победы во что бы то ни стало. Уоршопу оставалось либо подчиниться, либо отдать свою шпагу.
Со спокойствием древнего римлянина генерал отдал последние распоряжения, написал жене прощальное письмо и повел свою бригаду на приступ, сознавая, что большинству из тех, кто находится под его командованием, сегодня предстоит умереть.
И вот наступил момент, когда начали сбываться его печальные предсказания. Генерал приподнялся на стременах и, потрясая саблей, громогласно прокричал:
– Вперед, солдаты!.. За королеву, храбрецы!
Шотландцы, несмотря на потери, ринулись на приступ. Их встретил шквальный огонь буров, но Уоршоп продолжал отдавать распоряжения, разъезжая вдоль строя горцев, как на параде. Несмотря на то что старый мундир делал генерала приметной мишенью, он казался неуязвимым. Его каска была продырявлена, мундир изодран, люди вокруг падали один за другим, но даже лучшие стрелки ничего не могли поделать.
В конце концов Уоршоп оказался в зоне огня Молокососов. Те стреляли без передышки, опустошая магазин за магазином, но и здесь ни один выстрел даже не задел генерала. И лишь когда Поль Поттер с полным хладнокровием спустил курок своего страшного роера, генерал судорожно схватился за грудь и сполз по крупу коня на землю, убитый наповал.
– Тринадцатый! – воскликнул молодой бур и тут же нанес новую зарубку на ложе своего ружья.
Увидев, что генерал убит, шотландцы вновь заколебались. Они еще не отступали, но и не продвигались ни на дюйм[42]. Тем временем огонь из бурских окопов продолжал косить их ряды. Уже до трети стрелков были убиты или ранены.
– Все назад! Отступление! – раздался голос британского офицера, принявшего на себя командование.
Атака захлебнулась! Англичане отступали с поспешностью, которая больше походила на панику. Казалось бы, проще простого в эту минуту превратить их неудачу в полный разгром и захватить в плен до десяти тысяч обезумевших от страха солдат. Но для этого пришлось бы самим перейти в атаку, а буры ни за что не желали расстаться со своими укреплениями. Офицеры из числа иностранных добровольцев умоляли командовавшего корпусом буров Пита Кронье атаковать, но тот наотрез отказался.
– Да поймите же, – не выдержал один австрийский офицер, взбешенный таким нелепым упрямством, – если мы сейчас возьмем в плен корпус Метуэна, то войдем в Кимберли без единого выстрела!
Кронье, даже не потрудившись объяснить причину отказа, повернулся к офицерам-иностранцам спиной и обратился к окружавшим его бурам:
– Восславим Господа и возблагодарим за дарованную нам победу, – и первым затянул псалом.
– Ничего не поделаешь, – с горечью проговорил вполголоса полковник-француз Вилльбуа де Марей. – Он не знает даже азбуки современной войны. Не хочу оказаться пророком, но, похоже, благодаря своей дутой славе и слепой доверчивости буров Кронье станет злым гением для своей родины.
Увы, французский офицер-доброволец оказался прав – спустя всего два месяца его предсказание сбылось.
Глава 2
Буры, о которых до начала войны в Южной Африке Европа почти ничего не знала, оказались людьми рассудительными, благородными, мужественными и бескорыстными. Их отвага и патриотизм вызывали восхищение и заставляли даже врагов относиться к ним с уважением. Но было одно «но»: подозрительность буров и их вождей к чужакам. Поэтому добровольцы, прибывшие в бурские республики со всех концов света, несмотря на свой бесценный военный опыт, постоянно сталкивались с недоверием.
