Жеральд Мессадье - Роза и лилия
К концу июня Жанна обладала кругленькой суммой в восемьдесят три ливра.
И вдруг все пошло вкривь и вкось.
Духовный наставник коллежа, монах-бернардинец, заинтересовался необычной парой и решил сам разузнать, что к чему. Он подошел к Жанне и шутливо спросил:
— Ты где научился стряпать, мой мальчик?
Учуяв врага, Жанна не поддержала его тон.
— Матушка научила меня этому в Бретани, отец мой.
— Твоя матушка бретонка?
— Да, отец мой.
Жанне пришло в голову, что матушка Елизавета сообщила кому нужно об исчезновении несостоявшейся послушницы, которую к ней прислал Дом Лукас. Ясное дело, она решила, что рекомендация монаха и ее собственное согласие уже сделали из Жанны таковую. В этом случае она становилась беглянкой.
— Сколько тебе лет, сын мой?
— Скоро четырнадцать, отец.
— Подбородок-то у тебя еще совсем гладкий, — сказал бернардинец и склонился над Жанной.
— В нашем роду это у всех так, отец мой.
Монах обратил взор на Матье, который смотрел на него весьма недружелюбно.
— А это твой друг?
— Да, отец мой. Он помогает мне в делах.
— В какой церкви ты исповедуешься?
— В соборе Сен-Жак, отец мой.
Жанна уже знала, что в этом храме всегда было много народу и запомнить кого-то не представлялось возможным.
— Отчего же так далеко отсюда? Это ведь не твой приход?
— Так уж вышло, отец мой, я там живу и там закупаю товар. Хотите попробовать мой пирожок?
— Нет, спасибо, сын мой, я остерегаюсь греха чревоугодия.
На счастье, другие покупатели оттеснили монаха. Он ушел прочь, пробормотав обычное благословение, но Жанна поняла, что если бернардинец догадается, что она девушка, то запретит ученикам покупать пирожки у безбожного создания, переодетого юношей. А если не догадается, но узнает, что она живет вместе с мужчиной, то обвинит ее в мужеложстве, а это еще хуже. Тогда от нее отвернутся не только школяры, но и простые горожане.
Вообще-то она и сама хотела предстать перед всеми женщиной, но не сразу, а через некоторое время.
Вечером она поделилась своей тревогой с Матье.
— Да ладно, — сказал тот, — если здесь не получится, пойдем в другое место. Тебя в округе уже все знают. Что нам этот Ломбардский коллеж?
Он снова принялся мастерить кровать. Плоды его трудов были уже налицо, и все было бы хорошо, если бы не ужасный запах клея, который Матье варил из рыбьей чешуи, время от времени подливая в него немного уксуса.
Жанна мечтала о тачке. Но им не следовало ни привлекать к себе излишнего внимания, ни показывать своего благополучия: завистников везде довольно.
Между тем было уже поздно. Жанна поняла это через два дня, когда заметила на другой стороне улицы мужчину с солидным брюшком, одетого в длинное платье и сдвинутую на ухо шапочку. Он не отрываясь смотрел на девушку. С ним был какой-то хитроватого вида парень, державший в руках большой плоский предмет непонятного назначения. На счастье, незнакомец пришел в десятом часу и проторчал на месте почти час. Это было самое спокойное время. Жанна все время пыталась понять, кто таков этот пришелец, не желавший ничего покупать. И вот, наконец, он пересек улицу и представился: Оноре Буштон, нотарий цеха пирожников, находившегося под покровительством святого Макария. Он явился взять пошлину за продажу товара, которую полагалось платить за торговлю, как в лавке, так и на улице.
— Кто тут у вас хозяин? — спросил он надменно.
Жанна встревожилась: если она назовет себя, по всей округе пойдут сплетни, и неизвестно, что из всего этого выйдет.
— Матье Тестеле, который перед вами, — ответила она, обернувшись к товарищу и незаметно подмигнув.
— Где вы обучались этому ремеслу? — спросил нотарий у Матье.
Тот был не промах и сразу смекнул, где может таиться ловушка.
— Нигде. Я просто нанял этого пирожника, который учился в Бретани.
Мэтр Буштон грустно взглянул на жарящиеся пирожки. До Бретани дорога длинная. Он задумался.
— Судя по тому, что я могу констатировать de visu,[11] — последних слов Жанна и Матье не поняли, — вы зарабатываете восемь солей в час, что за день составляет…
— Я вечером не работаю, — вмешался Матье.
— Вот как? — произнес мэтр Буштон разочарованно.
— Да, только с восьмого часа пополуночи до часа пополудни.
— Потом вы идете на другое место?
— Потом я отдыхаю, — объявил Матье. — И мой паренек тоже, когда сделает все покупки. Наше право, верно?
Мэтр Буштон, казалось, не заметил дерзкого тона и принялся что-то считать в уме.
— Итак, — сказал он, — выходит пять часов в день семь дней недели, ибо я знаю, что вы трудитесь и в воскресенье, то есть тысяча девятьсот шестьдесят солей в неделю. По обычаю вычитаем треть на продукты, что составляет шестьсот пятьдесят три соля…
— Вы забыли оплату пирожника, — ввернул Матье.
— Правда? — сказал нотарий. — И какова же она?
— Пятнадцать солей в неделю.
— Пятнадцать солей! Ладно, у вас все равно остается чистыми тысяча двести сорок семь солей в неделю, что дает семьсот сорок пять ливров и два соля в год. Вычитаем половину, как и положено при торговле под открытым небом и в плохую погоду, и остается триста семьдесят два ливра и два соля в год. Таким образом, прошу вас заплатить один ливр из сотни…
Жанна терпеливо слушала его со смешанным чувством раздражения и любопытства. Помощник нотария жадно вглядывался в жарящиеся пирожки с персиками, возбужденный их сладким ароматом.
— Три ливра и одна шестая, округляем до трех с половиной солей. Три ливра и три с половиной соля, — повторил он настойчиво, глядя на Матье.
— А что я получу взамен?
— Патент сроком до… Вы ведь уже месяц торгуете, верно?
Да уж, сведения у него точные. Не иначе кто-нибудь донес, подумала Жанна.
— Значит, до мая будущего года.
Жанна вытащила из-под одежды свой внушительный кошель. Звон монет, казалось, сводил нотария с ума. Жанна достала три ливра и спрятала кошель обратно, потом взяла из маленького кошелька три соля и мелкую монетку и подала деньги нотарию. Тот сделал знак помощнику, который разложил свою странную ношу, оказавшуюся складным столом. Потом из плоской кожаной сумки на поясе он вынул перо, чернильницу и лист бумаги. Нотарий окунул перо в чернильницу и склонился над столом. Помощник подал ему песочницу, которую нотарий потряс над новоиспеченным патентом. Через мгновение он сдул песок и подал бумагу Матье.
Жанна мечтала, чтобы непрошеные гости исчезли до окончания занятий в коллеже. Она взяла пирожок и подала его помощнику нотария, который торопливо засунул его в рот совсем горячим.
