Мишель Зевако - Трибуле
И вот в то самое мгновение, когда Манфред вскинул руку с кинжалом, голова его импульсивно запрокинулась…
И рука, сжимавшая кинжал, не ударила в грудь. Молодой человек медленно опустил ее, а взгляд его сконцентрировался на какой-то точке в своде склепа.
Что там увидел Манфред? Почему вдруг искра безумной надежды пронзила его мозг?
Оказывается, наш герой увидел тусклый проблеск света над головой… Слабый, едва заметный лучик света стал величайшим событием во мраке могильника.
Виселица Монфокон была в очень плохом состоянии.
Каменная кладка помоста, упиравшаяся в стенки пещеры, которая служила последним приютом телам казненных, грозила вот-вот обрушиться.
Правда, Манфред увидел только сероватую полоску ночного света, проходившего через узкую щель.
– Клянусь рогами дьявола! Клянусь брюхом короля Франциска, которое он стягивает, сколько хватает сил, чтобы казаться молодым! Клянусь постным лицом месье де Монклара! Мне кажется, что я не совсем еще умер!
Теперь Манфред хотел жить.
– Дело не в том, чтобы увидеть небо, дело в том, чтобы попасть туда. А попасть на небо в моем случае означает вот что: добраться до свода этой адской ямы. А свод находится в доброй дюжине локтей над головой.
Манфред задумался. Как добраться до свода?
Он начал с обхода этой ужасной могилы, которую выбрал своим убежищем. Он продвигался вдоль стены, ощупывая ее руками.
Стена была гладкой, будто отполированной. Манфред не нашел ни одного выступа или углубления, которые могли бы помочь забраться наверх. Вдобавок стена оказалась влажной, что делало безнадежным любую попытку вскарабкаться по ней.
Во время короткого путешествия вокруг своей могилы Манфред то и дело вздрагивал, натыкаясь на скелеты…
Ночной мрак был почти непроницаем… И это Манфед мог посчитать счастливым обстоятельством, потому что, будь пещера освещенной, зрелище, представшее перед его глазами, без сомнения, ужаснуло бы молодого человека и лишило бы его последних сил.
Обратив лицо вверх, с застывшим взглядом, сморщив лоб, Манфред какое-то время смотрел на слабый световой блик, казавшийся ему зарей надежды.
Вскоре ему открылась ужасающая реальность: не было никакой человеческой возможности добраться до потолка. Для этого надо бы осуществить титаническую работу: что-то вроде высекания ступенек в граните… И Манфред понял, что скорее он умрет от голода, чем справится с подобной задачей…
Но тут до слуха его донесся шум голосов. Это солдаты переговаривались между собой, проклиная доставшийся им наряд. Манфред постучал в дверь.
Сержант, командовавший постом, приблизился к двери.
– Заткнись, ты, помощник дьявола! Мы так надеялись провести ночку на воле, а ты спутал все наши планы!
– Друг мой, – начал уговаривать Манфред, – одно слово! Одно только слово!.. Вы командир?
– Да… И что из этого?
– Хотите получить сотню пистолей?
– Ха-ха!.. Да предложите хоть тысячу!.. Чтобы меня потом повесили… Спасибо!
И сержант, похохатывая, удалился.
– Поверите ли? – не унимался вояка. – Он хотел купить меня! Столкнуть с честной дороги! Вы все свидетели, что я отказался от двух тысяч пистолей, которые предлагал мне этот негодяй!
В глубине души достойный служака надеялся, что его стойкость будет вознаграждена сообразно отвергнутой им сумме… Манфред услышал эти слова и понял, что и в этом направлении попытки освободиться к успеху не приведут.
И снова его мыслями завладела идея самоубийства.
Он решил отдохнуть пару часов. Если за это время он не найдет выхода, то убьет себя. Только вот сможет ли он прожить еще хотя бы пару часов в этой зловонной клоаке, куда воздух проникал разве что через ничтожную щель в потолке, а трупные испарения превращали воздух, которыми Манфред дышал, в смертельный яд?
Бешенство охватило его… Он лихорадочно принялся за работу, пытаясь приоткрыть дверь, для чего отчаянно царапал шпагой по камням возле дверного засова… Вскоре камень начали крошиться. Это вдохнуло в узника немного надежды, поддержало силы молодого человека. Впрочем, у него не было определенной цели.
Он смутно предполагал, что, возможно, ему удастся выбить дверь и броситься на сторожей. И тогда… либо он прорвется через них… либо умрет. Но вообще-то, он работал скорее просто потому, что хотел избавиться от постоянного ощущения ужаса…
Ему уже не хватало воздуха, он с трудом дышал… Бедняга чувствовал, что он вот-вот упадет и начнется агония.
В этот момент он услышал шум подъезжающей повозки. Кто это прибыл?
Сердце Манфреда готово было разорваться, когда он понял, что повозка остановилась возле стражников.
Приступ безумной надежды охватил пленника, когда он услышал голос, говоривший с солдатами. А приехавший спрашивал:
– Можете ли вы сказать мне, открыты ли сейчас городские ворота Парижа?
Эти банальные слова, этот простой вопрос наполнили Манфреда странной радостью.
Возможно, что при звуках этого голоса Манфред интуитивно почувствовал, что принадлежит он человеку доброму и смелому, сильному и мужественному! Манфред прекратил свою безумную работу…
Собрав последние силы, он закричал:
– Ко мне, месье! Кто бы вы ни были, помогите!
Манфред не ошибся. Возле караульного поста остановилась тяжелая дорожная карета, в которой находились мужчина и женщина. Мужчине на вид было лет сорок, хотя лицо его, если присмотреться повнимательнее, выдавало куда более значительный возраст.
Незнакомец был среднего роста, все еще стройный, худощавый, энергичный; у него были необычайно проницательные глаза, и в облике его чувствовалась эдакая бессознательная отвага.
Его спутница была еще молода и так красива, что ей в этом завидовала Диана де Пуатье, красота которой в те времена считалась самой совершенной. Печаль омрачила черты этой женщины, отнюдь не портя ее красоты…
Закончим наш короткий рассказ упоминанием, что на высоких (как было принято в те времена) козлах огромной дорожной кареты сидел форейтор, а рядом с ним – человек со смуглым лицом, длинными седеющими усами, придававшими лицу грозный вид.
Когда карета приблизилась к виселице, путешественник высунулся в дверцу и сказал человеку, сидевшему рядом с форейтором:
– Спадакаппа!
– Монсеньор!
– По какой чертовой дороге ты нас повез?.. Это же Монфокон, если меня не подводят детские воспоминания!
– Черт побери, монсеньор! – ответил человек, носивший такое странное имя. – Я же не так хорошо знаком с окрестностями Парижа, как вы – с римскими предместьями!
Путешественник, которого назвали «монсеньор», повернулся к сидевшей в карете женщине:
– Не выглядывайте в окошко, душа моя… Закройте свои прелестные глазки…
