Робин Янг - Отступник

– Ты потерял право на мое уважение, когда стал предателем и перешел на сторону воров и грабителей. У тебя было все – богатые земли в Шотландии, Ирландии и Англии, блистательная дружба самого короля Эдуарда, даже право претендовать на трон своего королевства. А что осталось у тебя теперь? Насколько я слышал, отец лишил тебя наследства, твой фамильный замок в Лохмабене разрушен, а графство конфисковано в пользу английской короны. А когда король Эдуард подчинит себе Шотландию, ты навсегда потеряешь и Каррик. Даже твои новые союзники предали тебя. Уильям Уоллес скрывается за границей, а в его отсутствие повстанцы терпят неудачи. А ты здесь: пленник в одной сорочке, граф только по названию, который даже не заслуживает этого титула. Скажи мне, Роберт, неужели оно того стоило?

В памяти у Роберта всплыл образ дома, в котором прошло его детство – замка Тернберри, – высившегося на скалистых прибрежных утесах Каррика, над бескрайними морскими просторами. Вслед за этим перед его внутренним взором проплыли образы деда и отца, матери, сестер и братьев. В глубине души поднял голову уродливый червячок сомнения, пробужденный к жизни резкими словами Ольстера. Но потом все затмило другое видение, куда более отчетливое, чем прежние: зеленая диадема в плетеной клетке, покачивающаяся на ветвях старого дуба. Он хорошо помнил ночь, когда узловатые старческие руки Эффрейг сплели ее; те самые руки, что помогли ему прийти в этот мир. Там, в ее жилище из трав и костей, его желание стать королем получило зримое воплощение в короне из вереска и дрока.

Он не зря отдал все, что имел. Он отдал все, что у него было, ради всего, кем мог стать: свои земли ради королевства, свою семью ради людей. Свои богатства за корону.

– Да, оно того стоило. Все это не имеет никакой ценности, если Шотландия не станет свободной.

Ольстер мрачно рассмеялся.

– Оказывается, Уоллес никуда не уезжал. Ты стал голосом этого разбойника и грабителя!

– И не я один. Джеймс Стюарт, ваш собственный зять, сейчас возглавляет восстание. И намного больше голосов, помимо моего и Уоллеса, выражают протест против попыток короля Эдуарда покорить нашу страну.

Ольстер прищурился при упоминании Джеймса Стюарта, высокого сенешаля Шотландии и мужа его сестры Эгидии де Бург. Он повернулся к своему капитану.

– Эсгар, я хочу чего-нибудь сладкого, чтобы заглушить горечь. Надеюсь, посох при вас?

Эсгар метнул взгляд на Роберта, и лицо его окаменело.

– Нет, милорд.

Когда рыцарь рассказал о том, что произошло на берегах озера, Ольстер разочарованно поморщился.

– Я хотел лично доставить вам пленников, – закончил Эсгар. – Но я отправил двадцать своих людей по следам отряда Брюса. Они найдут их. На всем пути отсюда до Антрима, куда они почти наверняка направляются, стоят наши гарнизоны. Я приказал своим людям немедленно известить меня, как только они завладеют реликвией или добудут сведения, которые помогут заполучить ее.

– Куда твои люди повезли посох? – требовательно обратился Ольстер к Роберту. – В замок лорда Донаха? – Когда Роберт не ответил, граф добавил: – Я ведь могу сжечь его снова. Или сделать кое-что похуже.

– А мой отец отстроит его заново! – запальчиво выкрикнул Кормак, и голос юноши задрожал от ненависти.

Но Ольстер пропустил слова ирландца мимо ушей, не сводя глаз с Роберта.

– У тебя будет время, чтобы хорошенько обдумать и изменить свои взгляды, прежде чем я отправлю тебя к королю Эдуарду. – Роберт не мигая смотрел на него, и на лбу Ольстера собрались морщинки. По лицу его промелькнула тень почти отеческого чувства – нечто среднее между испугом и заботой. – Скажи мне, куда твои люди повезли посох Святого Малахии, и в память о долгой дружбе между нашими семьями я, так и быть, не стану выдавать тебя королю Эдуарду. Но посох – это добыча, от которой я не могу отказаться. А вот ты – совсем другое дело. Здесь есть что обсудить. – Когда же ответа не последовало, заботливость исчезла без следа, и лицо Ольстера замкнулось и посуровело. – Эсгар, с первыми лучами рассвета отправляйтесь со своим отрядом в Антрим. Полагаю, его спутники захотят или спрятать посох где-либо, или отвезти его в Шотландию. Если верно последнее, им придется нанять корабль. Найдите их. Допросите всех членов семьи Донаха и монахов Бангорского аббатства, пока они не скажут вам, где скрываются его люди.

Эсгар поклонился.

– Я больше не подведу вас, милорд.

– Уведите этого предателя с глаз моих.

Роберт почувствовал, как его схватили крепкие руки.

– Я видел, как стонет Ирландия под пятой Эдуарда! – выкрикнул он, когда Ольстер отвернулся, собираясь уйти. – Он опустошит и разграбит ваши земли!

Ольстер сбился с шага, но не оглянулся.

Когда Роберта и Кормака под конвоем рыцарей вели через двор к одной из угловых башен, они прошли мимо девушки-подростка в белом платье. С ней была женщина постарше – гувернантка, скорее всего. При виде мужчин она крепче стиснула плечи девушки, а та провожала Роберта и других пленников встревоженным взглядом, пока они не скрылись за дверью башни, растворившись в темноте.

– Прочтите его еще раз.

Голос прозвучал резко и хрипло. Заговорив, Папа Бонифаций не обернулся, продолжая смотреть в окно, заложив руки за спину. Перед ним, словно рубин в лучах заката, раскинулся Рим. Стекла в окнах палаццо отражали лучи заходящего солнца, и казалось, что осыпающиеся стены древних амфитеатров окрасились кровью.

Папский посланец, измученный долгими неделями странствий, откашлялся и вновь прочел ответ короля Эдуарда, явно испытывая неловкость из‑за вызывающего тона и оскорбительных слов, слетающих с его губ и адресованных наместнику Бога на земле.

– «…таким образом, – закончил он, – являясь законным властелином Шотландии, что было подтверждено и засвидетельствовано скоттами восемь лет назад в Норхеме, я сполна воспользуюсь своим правом защищать королевство от всех возмутителей моего спокойствия. При всем уважении к Вашему Святейшеству, я не могу исполнить Вашу просьбу и прекратить враждебные действия против Шотландии в то время, когда мятежники продолжают войну с моими гарнизонами и крепостями в нарушение моих прав сюзерена».

– Неужели он полагает себя выше слова Церкви? – Бонифаций отвернулся от окна, у которого его массивная фигура, задрапированная в баснословно дорогие венецианские шелка, четким силуэтом выделялась на фоне закатного неба. Седые волосы вокруг его тонзуры окрасились в багровые тона. – У меня ушло два года на то, чтобы примирить его с кузеном. На мирном договоре Англии и Франции еще не успели высохнуть чернила, а в благодарность за мои труды он отплатил мне столь наглым высокомерием?