Павел Комарницкий - Время терпеливых (Мария Ростовская)
— Ты бы потише, отец, глаз не повреди!
— Да чтобы я, да родному сыну глаз выбил?! — искренне изумился Михаил Всеволодович, продолжая отражать яростные атаки. — Никогда!
— Ну так он тебе выбьет!
— И он мне не выбьет! Не выбьешь, Юрик?
— Что я, татарин? — обиделся сын, оттопырив губу, и даже временно отложил атаки.
— Ну вот видишь! — подмигнул жене Михаил, и тут же грозно возопил, — Ага, сдаёшься?!
— Ни за что! — Юрик с удвоенным пылом возобновил натиск.
— А ты чего, Олежка? — обратился Михаил к младшему. — Брат твой сражается, кровью истёк уже, а ты спишь?!
Призыв возымел неожиданное действие. Резерв в лице Олега Михайловича вступил наконец в бой, разом переломив ход сражения. Удар деревянным мечом по затылку сбил княжича Юрия с ног.
— Мятежник пал! — торжественно возвестил младший сын отцу, выпучившему глаза от неожиданности. Возможно, он хотел добавить ещё что-то, но расслышать эти слова оказалось уже невозможно — оглушительный рёв Юрика поглотил все прочие звуки.
— Ну вот, доигрались! — Елена расстроенно поднялась с лавки, отобрала меч у Олега, подобрала второй, выпавший из руки сражённого Юрия Михайловича. — Свою палицу сам отдашь, или силой отымать? — обратилась она к Михаилу. В ответ князь протянул свою палку супруге.
— Противу тебя устоять не в силах, Елена Романовна!
В горницу, где отдыхал с семьёй князь Михаил, сунулась было нянька, встревоженная рёвом княжича, но Елена коротко мотнула ей головой — не встревай… Не так уж часто удаётся князю поиграть с сыновьями.
— Ну ладно, ладно, не реви, — князь уже осматривал приличных размеров шишку на голове Юрика. — Подумаешь… В сече да не пострадать, что за ратник? Ты храбро бился, и достоин награды, мой витязь!
— Какой? — перестал реветь Юрий Михайлович, напоследок хлюпая носом.
— Хошь доспехи богатырские? Кольчугу волшебную и шлем — никакой меч не прорубит!
— А мне, а мне? — ревниво встрял Олег, косять на ушибленного брата.
— Тебе? Ну а тебе, Олежка, меч-кладенец, супротив коего никакая броня не устоит!
— Ему не за что! — возмутился Юрик, гневно округлив глаза. — Он меня сзади! Так нечестно!
— Ну-у, положим, в сече засадный полк завсегда сзади ударить норовит, — не согласился Михаил. — Так что… А вот что, ребята. Берите-ка вы по краюхе хлеба с солью да и пойдём на конюшню, коней привечать. Как вам?
— Пойдём, пойдём! — запрыгали ребята.
В дверь постучали.
— Ну что там! — обернулся князь Михаил.
В горницу медведем пролез витязь охраны.
— Там посол татарский прибыл, княже. Желает тебя видеть. Срочное дело, говорит.
Михаил помолчал. Мальчики тоже притихли.
— Желает видеть, говоришь… Ну что ж. Коли желает, так увидит.
Во двере на поджаром тонконогом жеребце возвышался молодой монгол, надменно и дерзко глядя на дворовых людей. Очевидно, гонец даже не собирался сходить с коня. При виде князя посол не скинул шапки, и обычного приветствия не последовало.
— Ну чего тебе? — в свою очередь князь не собирался спускаться с крыльца и тем более первым приветствовать хама.
— Великий Бату-хан повелевает тебе, коназ Магаил, прибыть к нему в Сарай-Орду на поклон с дарами, как то полагается подданному! — гонец говорил по-русски вполне внятно, хотя и с сильным акцентом. — Вот!
Гонец достал обрубок бамбука, с обоих концов которого свисали на шёлковых шнурах печати.
— Торопша, возьми от гонца письмо, — распорядился Михаил Всеволодович, по-прежнему не сходя с крыльца. Названный кметь подошёл, взял из рук гонца документ, поднялся на крыльцо, передавая князю. Михаил сорвал одну из печатей, извлёк из бамбукового цилиндра шёлковый свиток и развернул. Документ был написан по-русски, крупными буквами, и никаких двояких толкований не допускал.
— Всё у тебя?
— Послу великого Бату-хана полагается соответствующий приём и богатые дары, — молодой монгол смотрел нагло.
— Так то послу, а ты письмоноша. Пошёл вон со двора!
Стоявший рядом кметь ожёг коня плетью, тот взвился и ринулся прочь в раскрытые ворота.
— Гони, гони, не оглядывайся!
Из дверей высунулись головы Юрия и Олега Михайловичей — очевидно, мальчики чутко следили за происходящим.
— Ладно, ребята! — тряхнул головой князь Михаил, сворачивая свиток. — Айда на конюшню!
…
— … Наддай!
Облако пара с шипением вырвалось из каменки, остро запахло хлебным духом. Банщик вовсю работал двумя вениками над распростёртым телом великого князя, и Ярослав только постанывал и покряхтывал.
— Ух, хорошо! Ой! Ох… Ну ладно, ладно, хватит, пожалуй!
Спустившись с полка, князь взял ковш с квасом, напился, гулко глотая.
— Старый я становлюсь, Офонасий, не могу долго париться… От долгого жара в ушах шуметь начинает…
— Так сказал бы, княже, я б не разжаривал так-то…
— Да ладно, ладно! Что за баня, где яйца мёрзнут… Давай уже воду-то, волосья помою и хватит…
Офонасий поставил перед князем скамеечку, водрузил на неё лохань и налил горячей воды. Долил холодной из большого медного чана, врытого в пол в углу, попробовал рукой.
— Пожалуй, Ярослав Всеволодович.
Ярослав взял с полки чёрную лепёшку мыла, начал намыливать голову.
— Дёгтем воняет шибко… Слышь, Офонасий, а вот фрязинское мыло не воняет вовсе…
— Баловство, княже, — в голосе банщика звучало явное неодобрение. — Токмо девок глупых дурят иноземцы. Чтобы волос был густ и крепок до старости, лучше мыла дегтярного нет ничего! А потом репьём ещё голову промыть, да на дождевой воде всё…
— Ладно, уговорил, — засмеялся князь. — Не будем нынче брать фрязинского мыла. Да, верно, и не приедут гости фрязинские нынче. Нечем им тут стало поживиться…
— А в торгу цена на жито не растёт нынче, — банщик заботливо подлил горячей воды в лохань. — Всегда к весне росла, а нынче нет. Народ доволен, тебя славит…
Ярослав фыркнул.
— Да простолюдью лишь бы жито да соль дешевле… Не понимают, глупые, того, что не одним хлебом да солью торговлишка держится. А шелка, а пряности, а стекло венецианское? Они дешевле стали или как?
Банщик поменял использованную мыльную воду в лохани на свежую, долил травяного отвара — для крепости волос.
— Да вроде как ещё дороже стали товары заморские… Токмо их, почитай, и не видно. Нынче мало торгуют иноземные купцы…
— Во-от! Именно что мало! Не хлеб да соль нынче дёшевы, а куны да серебро дороги. Который год в Орду всё задарма уходит. А купцам заморским наши соль да жито без надобности, они от нас соль к себе за море не повезут. Нет серебра и мехов, воска да мёду — доброго здоровья вам, хозяева! Раз себе в убыток приплывут, другой… И всё, и забудут дорогу в русскую землю.
