Павел Комарницкий - Время терпеливых (Мария Ростовская)
Они снова замолчали. Зимние сумерки за окном угасали, и разливался по комнате мрак. Мрак кромешный…
В дверь негромко, осторожно постучали.
— Матушка, — раздался голос молодой монашки-послушницы. — Ко всенощной собираться не изволишь ли?
— Да, Фовра, сейчас! — откликнулась настоятельница. — Да огня принеси, темно уже!
…
********
— Оааааа!…
Грозно рокотали бубны, обтянутые воловьей кожей. Жарко пылал священный огонь, отражаясь в полированной стали доспехов охранных нукеров. Пели, пели шаманы, провозглашая то, что и так всем давно было ясно.
Гуюк-хан стоял на белом священном войлоке, и ноздри его раздувались. Вот и свершилось. Свершилось то, чего он достоин. То, чего он так долго ждал.
— Слушайте все, и не говорите, что не слышали! Отныне величайший из величайших Гуюк наш хаган! И повелитель всего живого на земле, от края до края! Славьте Повелителя Вселенной!
— Слава! Слава!
Обряд продолжался, и Гуюк терпеливо сносил его. Но мысли хагана были далеко. Обряды, это для шаманов. Их дело колотить в бубны, дело Повелителя Вселенной думать.
Итак, он хаган. Однако сесть на необъезженного жеребца и удержаться на нём не одно и то же. Что мы имеем?
Проблема первая — Менгу. На далёком китайском юге он потерпел неудачу и вынужден покуда смириться. Однако это не значит, что он смирился навсегда. Ну что же, мёртвые змеи не кусаются, и следует подумать над тем, как скоро Менгу покинет мир сей. Гуюк не любил китайскую отраву, но, похоже, другой способ сейчас неприемлем. Причём смерть должна быть максимально естественной — ну заболел, почах и умер… Все мы смертны, и причём здесь Гуюк?
Проблема номер два — Бату. Причём эта проблема хотя и отдалённее, но не менее опасна. Китаец прав — он перешёл все границы, выдавая ярлыки.
Гуюк едва сдержал злую ухмылку — здесь и сейчас она выглядела бы неприличной. Ладно, Бату. Это как раз та тетива, которая тебя удавит. До тех пор, пока трон Харахорина пустовал, тебе это сходило с рук. Но теперь первый же выданный тобой ярлык будет изменой. Гуюк-хаган объявит тебя вне закона и будет полностью прав, и титул "ака рода Борджигин" не станет тебе защитой. Вероятно, хан Берке с удовольствием согласится занять твоё место.
И наконец, проблема номер три — Елю Чу Цай. Злейший и заклятейший друг Гуюка. Да, он поставил на Гуюка, и до поры он очень полезен. Однако жизнь — не шахматы и не го. Хаган Гуюк не фишка. И вообще, столь ловкие люди не должны жить долго.
Гуюк снова едва сдержал ухмылку. Самое приятное в этом деле то, что тут можно действовать прямо. Хаган хлопнет в ладоши и прикажет явившимся на зов нукерам удавить премудрого китайца. И всё.
— Слава! Слава!
Приветственный рёв заглушал даже грохот бубнов. Гуюк встретил взгляд Менгу, вернувшегося не так давно из бесславного похода на юг. Менгу широко, радостно улыбался, и если бы не глаза, можно было подумать, что он совершенно и окончательно счастлив.
— Слава хагану Гуюку!
Гуюк улыбнулся Менгу-хану не менее широко и радушно. Пой, птичка, пой… Сейчас тебя трогать ещё нельзя, дабы не вызвать бурю. Однако песок в часах твоей жизни уже потёк, Менгу, и хватит его ненадолго.
…
— Проклятье!
Изящная фарфоровая пиала разлетелась вдребезги, ударившись об столб, поддерживающий полог шатра.
— Ну а как ты хотел, мой Бату? — в отличие от Бату-хана Сыбудай не торопился швырять свою пиалу. — Пятый год пустовал престол хагана в Харахорине. Должно же это было когда-нибудь кончиться.
— Я глава рода, Сыбудай! Они не могли обойтись без моего согласия.
— Как видишь, обошлись. Решение Великого курултая оспаривать бессмысленно, Бату.
Сыбудай протянул руку с пустой пиалой в сторону, и вернул её уже наполненной чаем. Бату-хан тоже протянул руку вбок, приняв пиалу взамен разбитой, отхлебнул.
— Теперь у тебя осталось очень мало времени, мой Бату. Год, может быть, два.
Глаза Бату-хана остро сверкнули.
— Даже год — это немало. Тем более два. Я успею подготовиться.
Сыбудай поставил пиалу на стол.
— Это будет война, мой Бату. Война монголов против монголов.
— Твои предложения?
Сыбудай молчал долго, очень долго.
— Я не знаю, мой Бату. Первый раз за долгие годы у меня нет никакого ответа. Если бы это был другой человек, а не ты, мой Бату, ответ у меня был бы.
— Интересно.
— Да, ответ простой. Выдать мятежника законному хагану. Или по крайней мере преподнести хагану его голову, если нет возможности взять живым. Так велит закон Ясы. Однако ты, мой Бату, дороже мне, чем даже законы самого Чингис-хана.
— Я не забуду этого, мой Сыбудай.
— Однако это не значит, что так же думают и все остальные твои подданные. Если у тебя не будет достаточной силы, они просто выдадут тебя. Не следует требовать от людей невозможного, мой Бату. Никто не хочет гибнуть зря.
Бату-хан глубоко задумался.
— Я не смог дойти до Последнего моря. И ты был прав — скорее всего, теперь уже не смогу. Однако удержать улус Джучи я сумею, поверь.
Бату поставил пиалу на стол.
— Кстати, по закону урусским коназам придётся теперь получать ярлыки в Каракоруме. Как и грузинским царям, кстати. Это будет потеха.
Бату-хан ухмыльнулся.
— И первым поедет в Каракорум, как я понял, коназ Еруслаб. Что ж, его время истекло.
— Ты хотел послать вызов коназу Магаилу, мой Бату. Как ни жаль, но придётся отменить.
— Нет, мой Сыбудай, — сверкнул глазами Бату-хан. — Магаил пусть едет сюда.
Сыбудай помолчал.
— Отныне выдача ярлыков исключительно в ведении хагана. Зачем тебе так подставляться?
— Но я же не собираюсь вручать Магаилу ярлык, мой Сыбудай, — улыбнулся Бату-хан.
…
— …Ага-га! Счас я победю!
— Ну это мы ещё посмотрим, кто победит!
Юрий Михайлович вовсю размахивал деревянным мечом, выстроганным из крепкой ясеневой палки. В руке у князя Михаила была обычная палка, потому как другой игрушечный меч находился в руках у второго грозного противника, Олега Михайловича. Впрочем, четырёхлетний Олег не спешил вступать в сражение — то ли находился в резерве, намереваясь вступить в бой в самый критический момент, то ли просто опасаясь получить палкой по лбу от старшего брата. Очень уж широко размахивал мечом княжич Юрий.
— Ещё удар! Отбито! Ещё! Ага, вот так!
Елена с улыбкой наблюдала за развернувшейся на полу битвой. Похоже, великий князь вошёл в азарт. Правда, для того, чтобы стать вровень с противником, ему пришлось сесть на пол.
— Ты бы потише, отец, глаз не повреди!
