Тайны угрюмых сопок - Александр Михайлович Минченков
Севастьян же после гибели родителей и расправы над их убийцей не раз заходил в сельскую церквушку, стоял подолгу пред иконами святых, шептал молитвы. О чём он молил и просил Бога, прихожане могли лишь только догадываться…
Глава 9
В это утро Севастьян поднялся ранее обычного, следовало исполнить просьбу купца и советника: дойти до Окулова, сделать так, как просили.
Подойдя к дому Окулова, Севастьян открыл калитку, а собака принялась лаять, не злобно, но настойчиво.
— Давай, давай, колокольчик, зови своего хозяина, — призывал Севастьян пса, а сам поглядывал то на окно, то на дверь, из которой кто-то должен был появиться.
Дверь избы отворилась, и на пороге появился Окулов, глянул на Первакова и сиплым спросонья голосом произнёс:
— А, это ты, Севастьян, чего ни свет ни заря, стряслось чего или помощь нужна?
— Ни то ни другое. Поговорить след потребно, дело больно неотложное.
— Заходи, коли так.
Хозяйка Окулова — Прасковья уже была на ногах, суетилась подле печки, похоже, готовила похлёбку. Предложила гостю чаю, отчего Севастьян не отказался и присел к столу. Подсел с кружкой чая и Зиновий с желанием составить компанию, он смотрел на Севастьяна и задал вопрос:
— Ну, и с чем же пожаловал?
— Издалече заходить не буду и вокруг да около кружить не стану, а начну в лоб — времени нет много разговоров говорить.
— Неуж так всё серьёзно?
— Больше чем. Ты, Зиновий, и в ум не возьмёшь.
— Что ж за невидаль раскрыть собрался?
— Слыхал, в село двое господ иркутских прибыли?
— Слыхал, как не слыхать, оно даже видел, как мимо дворов вальяжно вышагивали. Кто-то где-то взболтнул, вроде и в твой дом заглядывали. Брешут или правду глаголют, не знаю, но слух пробежал.
— Не брешут, истинно были и разговор вели до полуночи.
— Иди ты! Не уж? — удивился Окулов. — О чём толковали, почто продолжительно?
— За этим и пришёл, выложу как на духу. Ни к кому иному, а к тебе явился. — Севастьян отпил из кружки несколько глотков, хотелось промочить пересохшее горло. — Как-то по осени прошлой ты обмолвился мне, не мешало бы золотыми делами заняться. Было?
— Ну, была мысля, а чего тут отпираться. Многие желания имеют, да где ж знать, где это золото таится. Те прииски, что работают, на издыхании копошатся, вот-вот прикроются, а новые так никто пока не обнаружил.
— Вот тебе что выложу: имеются речки богатые, есть такие речки! Но наперёд заклинаю, о чём скажу, губами не шлёпать, на замке держать след. — Севастьян глянул на жену Окулова. Тот же, заметив, что имеет гость в виду, заверил:
— Нет, нет, не беспокойся — могила. Какие слова здесь вылетят, дальше стен не полетят. Так о каких речках речь идёт? Неужели сам на них набрёл, иль подсказал кто? Не томи.
— Не спеши, не блох ловишь. Есть говорю, есть, и всё тут. По этому предмету и беседу вели с господами. Отряды решили они зарядить и отправить их на поиски и застолбить золотые земли. Долго говорили, много я дум передумал. И так и эдак раскладывал, взвешивал, в уме прикидывал. Одно скажу: не могу в сторону от их предложения отойти, не могу, страсть как хочу жёлтыми камнями заняться, приобщиться к делу занятному.
— Заманчиво, но…
— Чего «но», слушай далее: купец иркутский Трубников — фамилия его такая, так решил меня назначить своим доверенным лицом. Двух человек попросил в помощники подыскать. Напрягали меня насчёт найти кандидатуру и на второе доверенное лицо. Это уж для компаньона купца — статского советника Рачковского. Долго не думал, чего головой мотать, враз твою фамилию и назвал. Заинтересовались они, спрос учинили: кто таков, какой из себя, учён иль неуч, какого сословия, характером ли вышел правильным, а главное, есть ли надёжа в тебе. Рассказал, дурного не выкладывал, а оно и не имеется, давно знаем друг друга. Одобрили выбор и объявили, прежде чем дом мой покинуть: завтра же с утречка раннего дойти до тебя и вместе шагать до полицейского управления.
— А это ещё зачем?
— Бумаги на нас оформлять будут, а к тому настоятельно просили метрики с собой прихватить.
— Ну и рубаху ты завернул, кто б подумать мог, а?.. — Окулов почесал правой рукой затылок. — Дело стоящее, а выгорит ли? Откуда им известны земли злачные, они ж на речках не сеяли, чтоб урожай снять?
— Ты, Зиновий, скажи лучше, согласен ли, готов в компанию и отряд возглавить?
— Думать надо, не шуточно, то ведь не день, не неделю, а месяц, а то и два-три, да что там говорить — до мух белых бродить придётся по тайге, мошку кормить. А потом не факт, что золотую жилу найдём. У господ денег немерено, им что — не обеднеют, а мы-то лето кобыле под хвост бросим.
— Зиновий, ты меня знаешь, говорю: речка есть такая, я знаю, но пока назвать не могу.
— Не хочешь, не можешь или сомневаешься?
— Не могу. Да пойми ты меня, не могу, и сам должен понять почему. Чего пытать меня в таком положении.
Окулов задумался: «Что ж, если верить Севастьяну, утверждающему, что есть такая речка, то резон налицо. Откажусь, а тут вдруг и вправду золото откроют, а я в стороне окажусь… К тому же люди серьёзные поиски оплачивают, зажиточные, раз в глухомань прибыли, знать, намерения их не напрасные. Смотри-ка, доверенность иметь буду, лицом особого порядка значиться. Чего в таком разе раздумывать, да и Севастьян торопит, а больше, видать, господа спешат. А Севастьяну не верить не могу, знатный охотник и на слово кремень. В сомнения кинусь, ждать не будут, другого человека подыскивать станут, на мне клин светом не сошёлся, найдут».
— Ладно, Севастьян, годится. Что ж тут выбирать, капризничать — была не была, а там жизнь сама всё раскидает по полочкам.
Прасковья начала было отговаривать мужа, но Зиновий отмахнулся со словами: не твоё бабское дело, не встревай, даст Бог, так поймаю удачу, а там и заживём иначе.
Окулов и Перваков подошли к полицейскому управлению через час, по дороге всё обсуждали затеянное дело. К тому времени Рачковский и Трубников находились у исправника, вели с ним разговор. Ряженцев внимательно слушал, вникал, участливо кивал головой, тут же давал распоряжения помощнику и секретарю подготовить документы — нужные формуляры и географию всех рек, речек и ключей, находящихся в границах округа.
При появлении Севастьяна и Зиновия деловые люди оживились.