Александр Корделл - Белая кокарда
Внезапно раздался оглушительный взрыв, и бриг, охваченный белым пламенем, взлетел в воздух, на миг подняв над водой и наш корабль. Большая пушка, брёвна, мачты, паруса и обломки с неправдоподобной медлительностью взлетели вверх и с шумом попадали в море кругом нас. Над тем местом, где только что был корабль, вспучился густой, едкий дым; он один отделял нас от неотвратимо надвигавшегося фрегата. Среди воплей и криков я услышал размеренный и спокойный голос капитана:
— Мистер Соупер, пожалуйста, идём на сближение. Приготовить абордажные крючья. Чёрт побери, где старший комендор? Выдать топоры и пики. Да, новеньким тоже. Рулевой, развернуть корабль.
— Есть развернуть корабль, сэр.
— Мистер Соупер!
— Слушаю, сэр?
— Всадите-ка ему изо всех орудий с правого борта, когда он пойдёт на сближение. Клянусь, ему это будет не по вкусу.
— Старший канонир, приготовиться к залпу из орудий правого борта!
— Канониры готовы, сэр!
В клубах дыма прозвучал глухой залп из головного орудия фрегата, и сквозь туман мы увидели мелькнувшие языки пламени. В ту же минуту выстрелил и «Морской ястреб». Огромные ядра вонзились в обшивку обоих кораблей, круша каюты и палубы, срывая подвесные койки, оставляя за собой кровавый след и покалеченных людей, крики которых я не забуду до конца своей жизни. Корабли столкнулись вслед за этими двумя сокрушительными залпами. Фрегат врезался нам в нос, обрушив на нашу палубу снасти. Всё смешалось, затем меж нами взметнулось море и развело нас. Орудия на «Морском ястребе» лаяли снова и снова, а большая пушка на носу изрыгала крупную картечь, сметая всё, что оставалось на покалеченных палубах фрегата. Я поднимался за Вилли по трапу с бочонком пороха под каждой рукой, не думая о том, что обслуживаю пушки английского корабля. В час собственного крушения я молился о победе англичан и ничего не мог с собой поделать. Для меня в момент решающего столкновения не было Англии и Ирландии, повстанцев и драгунов. Была лишь Великобритания и ненавистные чужеземцы-французы, которые проливали кровь и грабили весь мир, одерживая под предводительством своего героя Бонапарта победу за победой. Я был одержим одним желанием: выполнять приказы капитана, который так прекрасно знал своё дело, чтобы разгромить французов.
Менее пятидесяти ярдов отделяло нас от французского фрегата. В воздухе свистела и выла картечь и, словно огромный барабан в этом оркестре смерти, бухали десяти- и двадцатичетырёхфунтовые орудия, разнося в клочья обшивку, мачты и людей.
Пробираясь вслед за Вилли к пушкам, я видел груды убитых и раненых на палубах; пушки были опрокинуты, люди, ворота и приводные ремни смешались в чудовищную паутину смерти, по́рты разворочены, крепящие брёвна торчали в небо.
— К абордажу! — послышался голос капитана. — Мистер Соупер, где вы, чёрт побери?
— Помощник убит, капитан! — крикнул гардемарин.
— Так… Боцман, слушай меня! Рулевой, повернуть корабль! Ветра у тебя достаточно, приятель, поворачивай и подходи вплотную для абордажа!
— Штурвал не повинуется, сэр!
В тот же миг «Морской ястреб» задрал нос, будто птица, летящая в небо. Палуба встала дыбом. Потеряв опору, я упал головой вперёд и, подымаясь, хотел было ухватиться за Вилли, который кинулся к орудию, но не успел: Вилли вылетел в разбитый порт и упал прямо в море. Ему было тринадцать лет от роду.
Нос корабля задирался всё выше, большая пушка, оборудование, люди и трупы, усеявшие палубу, заскользили по корме в море. Я видел, как живые вздымали руки над головой и исчезали под этой ужасной лавиной.
Оставалось всего мгновение: я бросился к пушке, из которой пытался выстрелить Вилли, споткнулся, упал, вскочил, подбежал к разбитому порту и прыгнул в него. В эту секунду «Морской ястреб» вздыбился, словно его поддел гигантский кулак, и ушёл кормой вниз под воду. Я прыгнул в море — а он уже погружался; я вынырнул, тряся головой, на поверхность за миг до того, как он затонул. Погружаясь, он будто хотел утащить всех нас на дно за собой: огромная ревущая воронка, крутя, затягивала вниз плававшие кругом брёвна, лю́гины,[35] обломки мачт и обшивки разбитого фрегата. Впервые смерть глянула мне прямо в глаза. Водоворот затягивал меня всё глубже, глубже в путаницу снастей, кусков рангоута, бьющихся людей, а потом вдруг так же внезапно с силой вышвырнул на поверхность. Я поплыл — не глядя, не думая — от одного обломка к другому.
Торчащие из воды рангоуты, крышки люков, доски, за которые из последних сил держались слабеющие, теряющие сознание люди. Я увидал в волнах тело Вилли, а потом и его друга Тома, обнявшего безжизненными руками плывший по волнам пустой бочонок из-под пороха. И мистера Соупера я увидел — он был убит наповал, и его изувеченное тело упало за борт там, где его настигло ядро. Выгребая изо всех сил к видневшемуся вдали берегу Брея, я миновал и Сэма О’Ши, и помощника боцмана, которого некоторые звали Малюткой, так как росту в нём было шесть футов и три дюйма.[36] Я узнавал и других — я видел их на баркасе, в кубрике или возле орудий. Но я возле них не задерживался; не задерживался я и ради тех, кто звал меня. В душе моей вновь ожила надежда исполнить поручение, данное мне отцом. Она всё больше и больше завладевала мной. И невзирая на трупы и смрад, на крики раненых и умирающих, во мне крепло стремление выжить — выжить не для себя, ибо моя жизнь была так ничтожна, но для Ирландии.
Последним, кого я увидел, плывя прочь от этого страшного места, был англичанин. Он плыл на спине свободно, вольно, волосы его шевелились, словно водоросли, мёртвые глаза были закрыты, и, как ни странно, он улыбался; и я подумал о его жене и ребёнке, которые ждали его на дороге к Лукану. Но живые должны думать о живых, а не о мёртвых, и я оттолкнул его в сторону, ибо он лёг между мною и Брейским мысом. А за мысом был «Чёрный боров», где, если мне повезёт, меня, возможно, ещё ждала Майя. Я плыл быстро — по морю рыскал французский баркас, искавший оставшихся в живых, и до меня доносились их крики и отклики англичан.
Подгоняемый этой новой угрозой, я поплыл быстрее и вдруг вскрикнул от боли, пронзившей левое плечо. Повернувшись на левый бок, я кое-как продвигался вперёд, стремясь уйти подальше от французских спасателей: они славились своим великодушием и никогда не оставляли людей с разбитых ими судов на произвол судьбы.
Передо мной, подгоняемые приливом, колыхались какие-то доски, я ухватился за одну из них, чтобы перевести дыхание, и устало заработал ногами, направляя её к берегу. Вдали, за вздымавшимися волнами, виднелся песчаный берег Брея; солнце яростно палило. Оглянувшись назад, я увидел, что французский фрегат изменил курс, повернув в открытое море, и вздохнул с облегчением. Я совсем обессилел и, держась из последних сил за доску, отдался на волю прилива. Берег всё приближался. Солнце стояло в зените, когда я почувствовал дно у себя под ногами. Я споткнулся и упал в волны, высоко вздымавшие седые гребни; они выбросили меня и закрутившийся колесом шпигат на покрытый галькой берег.
