Иван Дроздов - Митяй в гостях у короля
— Родовая? У вас там родовая вилла?
— Так ее называет муженёк. Мы ее недавно купили за двести тысяч долларов, и там поселились родители Аркадия, — потому она и родовая. Ну так вот… Мы туда частенько на недельку-другую летаем. Особенно, летом.
— Живёте же! — изумилась Катя. — Но как это — частенько? Министр ведь! У него, наверное, дел невпроворот.
— Ах, Катенька! Наивные вы все. Да новая власть разве работает? Она властвует, да всякую дань собирает. Тащат они что ни попадя. Где что плохо лежит, то и подбирают. И тотчас в доллары обращают, за рубеж переводят. Деньги им нужны, у них одно на уме — деньги, деньги. Они ведь что за люди? Временные! Дачники! Верно их Горький назвал — дачники. Он-то вроде бы и не их имел в виду, а вышло — о них сказал. Так оно и есть: дачники они. Сегодня для них сезон — живут на даче, а завтра захолодало — подались дальше. Куда? А они и сами не знают. Им лишь бы ехать, и как можно дальше. Я так понимаю: страх их гонит. Чем дольше они сидят на одном месте, тем беспокойнее. Вот и муженёк мой: ни с того, ни с сего вдруг галдеть начинает: поедем да поедем. А я спрашиваю: куда и зачем мы поедем? И кто нам квартиру такую даст. У нас ведь двенадцать комнат, да бассейн из голубого чешского стекла, да сад зимний на сорок квадратных метров. А он знай свое: поедем, у нас деньги есть.
Ночью просыпается и ходит по квартире. А то в зимний сад пойдет, у стеклянной стены стоит, смотрит, смотрит, словно с жизнью прощается. Чудные они люди! Нам их не понять.
Дмитрий сидел за компьютером, а Катя у иллюминатора и наблюдала за стайками рыб; маленькие рыбки как звездочки — летели и летели навстречу лодке, и не было конца этому звездному хороводу, а большие двигались из темноты точно метеориты и, мелькнув за стеклом, пропадали где-то сзади в кромешных глубинах. Катя могла часами наблюдать это вечное движение жизни и многое не понимала в происходящем за окном их подводного дома, странной и фантастической казалась ей игра света и тени на глубине. Он то откуда-то появлялся и освещал воду то бледно- голубым, а то зеленоватым мерцанием, а то тянулся почти белой полосой и обрывался вдруг, будто лодка валилась в яму. И рыбы, рыбы… Они летели, и не было им конца.
— Да, Митя, я знаю почти всех сверхбогатых людей в новой России. Они хотят покупать заводы, а без подписи моего мужа нельзя купить ни Магнитку, ни Уралмашзавод. Они потому приходят к нам, приносят мне невообразимые подарки, а я делаю вид, что принесли мало, могли бы и больше отстегнуть от своих краденых миллиардов. Да, я не оговорилась: у них миллиарды. Особенно много их у Кахи Лапчатого. Я его зову Гусь Лапчатый. И даже в лицо ему сказала. Он обиделся, но от мужа не отстает. Ему нужно никелевые рудники да нефтяные промыслы скупать. Вот и стелется этот богач под ногами.
— А где же он свои миллиарды прячет? — спросила Катя. — И что за деньги у него — рубли или доллары?
— Да что ты, Катенька! Рубль — они такого слова не знают. Счет ведут на доллары. У Кахи-то я и в Москве на всех квартирах была, и под Москвой на даче. А в прошлом году мы с Аркашей у него в Америке гостили. Там в Нью-Йорке на тридцать втором этаже квартира семикомнатная — так он нас в ней поселил. Сказал, что за полмиллиона долларов купил. И вилла на берегу океана — тоже полмиллиона стоит. А у него-то денег не один миллиард будет. Ты и представь теперь: он за один миллион какие богатства накупил, а в миллиарде тысяча миллионов. О, господи! С ума они спятили. У нас детишки с голоду помирают, а они все тянут и тянут миллиарды. Может, ты мне скажешь, Митя: кончится такой кошмар когда-нибудь или нет?..
Ждала ответа, но Дмитрий молчал. И тогда заговорила Катя:
— У нас в институте профессор сказал, что в две тысячи десятом году русских людей в России двадцать пять миллионов останется.
— Может и так статься, — согласился Дмитрий. — Могут нас выморить: водкой, голодом, болезнями да холодом; могут! Я даже думаю — выморят! Уж больно великие силы на нас брошены. И оружие у них такое, какого Гитлер не имел: водка, радио, газеты, сатанинское телевидение в ход пустили. Народ наш русский против такого оружия слаб. Он даже и не может понять, что это оружие. Но вот кое-чего не учел и наш многоопытный и многомудрый противник. Двадцать-то пять миллионов, которые у нас останутся, вдруг вспомнят, что они русские, и поймут, что и водка, и телевизор, и газеты на их потраву направлены. И вот тогда-то каждый русский человек превратится в Илью Муромца, и таких молодцов только у нас в России будет двадцать пять миллионов! А еще сто миллионов в других странах останется. А?.. Что вы на это скажете?.. Недаром же у русского народа пословица такая есть: худа без добра не бывает. Вы из нас дух вышибли, в стадо баранов превратили, а стадо это, почуяв смертельную опасность, в армию героев превратится.
Помолчали собеседники, но потом Дмитрий, словно очнувшись, сказал:
— Напугал я вас, девочки! А вы меня не слушайте, это я так, в минуты слабости, а вообще-то мы не сдадимся и врагу очень скоро свернем шею. И в борьбе этой нам с вами не последняя роль уготована. Расскажите-ка мне, Маша, чего больше всего боится ваш этот… Гусь Лапчатый. Мы его и пугнем отсюда.
— Отсюда? — удивилась Маша.
— Да, отсюда. Они нас телевизором бьют, а мы их… У нас тоже против них есть оружие.
И он любовно оглядел свой компьютер.
А Маша ему сказала:
— Каха-то? Да я его и без всякого оружия чуть разума не лишила. Человеком-невидимкой его пугаю. Ты разве не слышал, говорю я ему, что ученые духи такие изобрели: побрызгаешь на себя и в невидимку обратишься. Сейчас эти невидимки против новых русских работают. Встанет где-нибудь в уголке и смотрит на тебя. Ты его не видишь, а он тебя… всего насквозь просматривает. И думает, как бы и чем тебя пронять. Ты, к примеру, засыпаешь, а он как крикнет над ухом…
— Ну, хватит, хватит! — машет Каха руками. — Раскаркалась! Я и так ночами заснуть не могу.
А я и того пуще…
— Понятно! — обрадовался Дмитрий. — Ты, Маша, гениальный ход мне дала.
Маша поднялась, сказала:
— Нам нужно стол накрывать. Пошли, Кэт.
Катюшу она иногда называла на западный манер — Кэт.
Богатые и сверхбогатые, политики и сверхполитики были давно разложены на полках электронной памяти Дмитрия. Он собирал о них информацию много лет, — и в худшие времена своей болезни не прекращал копить факты обвинения. Готовил страшный суд, в который верил и который сам же приближал. Много материала выбалтывали они сами в теле- и радиопередачах. Новые русские, как и все примитивные люди, были болтливы и много хвастались. Они даже показывали туфли и называли их цену, совали в нос дикторам и корреспондентам часы, браслеты и говорили: «А это я купил за десять тысяч долларов, а это — за двадцать…» И не подозревали, что есть в мире человек, который все заносит в память своей фантастической машины и ждет часа, когда выложит на стол судей неопровержимые доказательства.
