Иван Дроздов - Дубинушка
В какой стране находились эти горы, какой он был национальности, никто не знал. Ордан хранил эту тайну как самый важный военный секрет. Зато в милиции знали, что у Ордана три жены и одиннадцать детей. Одну жену и шесть детей школьного возраста он привёз в Россию, а две жены с малыми ребятами до времени оставил там, в горах. Все русские, служившие в управлении городской милиции, знали, что новая демократическая власть, состоящая сплошь из Хакамад да Грефов, всё больше боится пикетов, демонстраций и разных народных шествий; особенно их пугают волнения вроде того, которое недавно произошло в Воронеже по поводу поднятия цен за коммунальные услуги. Вдруг как подобные волнения вздыбятся по всей стране — что тогда делать?.. И потому власть накачивала в милицию тёмных людишек иноземного разлива, мечтала и армию перевести на контракт, чтобы и туда за деньги понабрать субъектов, которые выполнят любой приказ и подавят любые протесты. Ордан был из такой братии, но справедливости ради скажем: вёл он себя тихо и всем улыбался. Однако многим казалось, что это была та самая улыбка, которая бывает на лице повара, когда он острым зубчатым ножом чистит ещё живую рыбу.
Дежурный дал знак Василию, и тот подошёл, заглянул в окошко.
— Кто тебе нужен? — с подчёркнутой вежливостью и как бы даже радостно спросил офицер.
Василий торопко огляделся, сказал:
— Начальник нужен. Самый главный!..
— Но я тоже начальник. Говори, что надо.
— Генерал нужен.
— А если у нас главный полковник?
— Нет, я слышал — генерал. Секрет у меня большой. Ему могу сказать.
— Ну, ладно. Генерал так генерал.
И повёл Василия на третий этаж. Тут офицер прошёл в кабинет начальника, а потом вышел и кивнул парню на дверь: входи, мол.
И Василий вошёл.
Генерал, отвалившись на спинку кресла, равнодушно смотрел на вошедшего паренька. На его одутловатом усталом лице отражалась не то что брезгливость, но явное неудовольствие и тем, что офицер навязал ему парня, и тем, что этот парень был весь обшарпан, грязен с головы до ног, а с ветхой его одежонки, казалось, что-то сыпалось на ковёр и пахло кисловатой прелью. Узенькие азиатские глаза генерала при появлении Василия ещё более сузились, нижняя губа отвисла, мосластые скулы резко обозначились — он сейчас походил на казахского всадника, спрыгнувшего с коня и увидевшего перед собой мальчика, совершенно непохожего на тех ребят, с которыми он рос в родном ауле. Это был один из многочисленных кадров, которых демократическая власть, боящаяся всего русского, откуда-то позвала для наведения порядка в России. При виде паренька он даже ни о чём его не спрашивал. Ждал, что же ему скажет этот мальчик. А Василёк хотя и не возгорелся желанием говорить с неприятным чужим человеком, но делать нечего, раз генерал, то надо.
И он заговорил:
— На пристани итальянцы, они увозят людей на органы.
— Как это на органы?
— А так. Увезут к себе домой и вырежут у них почки и сердце, и всё другое. Там мои дедушка и бабушка. Я тоже был у них. Пообещал привести сто ребят, и они дали деньги. Сказали: веди побольше, и мы дадим много долларов. Вот, смотрите: иранец Вазур мне дал.
И он положил на стол деньги.
— Они покупают наших людей. Разве такое разрешается?
Генерал полистал купюры долларов.
— Какие же это деньги? Они фальшивые. Это фантики, а не деньги.
— И никакие не фантики! Доллары настоящие.
— Ну, ладно. Я сейчас приглашу бухгалтера, и он сдаст их в банк на проверку. А ты откуда знаешь, что наших людей везут на органы? А если они едут на работу? А, может, это туристы?
— Об этом все говорят. И газеты пишут. Я слышал, как читали на вокзале. А эти деньги, которые мне дали — разве не за органы? Зачем нужны в Италии русские бездомные ребята? Я маленький, а и то понимаю, а вы генерал и не понимаете. Давайте мне назад деньги, и я пойду в редакцию.
Генерал поднялся, прошёлся по кабинету. Подошёл к Василию, тронул его за плечо.
— Сразу и обижаться. Ты сейчас иди на вокзал и делай вид, что собираешь бездомных ребят. А мы с этими итальяшками разберёмся. Понял?..
Василий недовольно сжал губы и вышел из кабинета. Генерал ему не понравился, и он вспомнил, как в газете, которую читали на вокзале, говорилось, что торговать людьми иностранцам помогала милиция. Ему от этой мысли стало страшно, и он ускорил шаг и почти бегом пробежал мимо дежурного милиционера. И уже на улице подумал, что генерал прикажет его догнать и пристукнуть где-нибудь в тёмном углу. Им-то, как и всяким ворам и разбойникам, свидетели не нужны.
Осмотрелся и вдруг увидел, как со стороны милиции из-за угла дома выбежали два дюжих парня. Василий прижался к водосточной трубе и, когда громилы, перебежав улицу, устремились к вокзалу, побежал к пристани. Здесь у входа в ресторан на пароходике «Постышев» увидел сидящего на лавочке дворника Трофимыча. Подошёл к нему, спросил:
— А где итальянец?
— Тю-тю твой итальянец. И дед твой, и бабушка, и многие другие ребята — тоже тю-тю. Подошли три автобуса, всех погрузили и — повезли. То ли в Ростов, то ли в Саратов. Оттуда в Сочи, а из Сочей на теплоходе или в Италию, или в Турцию. Там много тепла и солнца. Загорать наши русские будут.
Помолчал Трофимыч, подтянул к себе Василька, сказал:
— Ты в милицию больше не ходи. В нашем городе торговля людьми налажена. А торговля эта без милиции и без прокурора не может происходить. Беги, брат, в свою станицу и помалкивай. Нынче депутатов, и тех как зайцев стреляют, а уж что до нашего брата — им раз плюнуть. Так-то, друг Василий. Такая теперь жизнь к нам пришла. Ты не кручинься. Дедушка и бабушка вернутся. Им детки малые нужны для каких-то опытов.
Василий знал, что задерживаться ему на пристани опасно. Попрощался с Трофимычем и пошёл берегом Волги в сторону бывшей Красноармейской верфи. Там жила мамина сестра тётя Галя. У неё он и переночует. Но до тети Гали не дошёл. Скоро впереди на пустынном месте увидел костёр. Возле него маячили две тени. Подойдя ближе, разглядел парнишку лет семи-восьми и совсем ещё маленькую девочку. Она плакала и звала маму. Василий, подойдя к ним, спросил парня:
— А где она, ваша мама?
— Пьяную её в автобус толкнули, а я схватил Зойку и оттащил.
— Зачем же ты её оттащил? Ведь там ваша мама.
— Мне дядя один сказал: «Бегите отсюда. Людей-то наших в рабство повезли. А то и ещё хуже». Мы маму звали, а она деньги взяла и водки напилась.
Зоя тянула за рукав брата, канючила:
— К маме хочу. К маме…
Василий наклонился к ней, сказал:
— Мама уехала. Ты подожди немного, и она приедет. Гостинцев тебе привезёт. Куклу большую.
