Джоржетт Хейер - Саймон Холодное Сердце
Он схватил руку Саймона, поцеловал ее и, повеселевший, побежал на конюшню.
Саймон тем временем снова пошел в трактир, где взял кусок полотна и деревянный брусок, из которых он собирался сделать самый простой лубок. Прихватив с собой бутылку рейнского и буханку хлеба, он отправился на чердак взглянуть на своего арестанта.
Этот досточтимый бандюга уже пришел в себя и как ни в чем не бывало преспокойно лежал себе на полу. Саймон развязал на нем веревку и, отпоров рукав его кожаной куртки, вправил кость сломанной руки и привязал к руке лубок. Хирургическое умение Саймона было невелико или даже того меньше, и пленнику приходилось совсем несладко. Он сдерживал стон и вздрагивал, но не противился. Саймон дал ему вина и хлеба и молча стоял над ним, пока тот ел и пил. Потом Саймон снова связал его веревкой, оставив свободной лишь руку в лубке, и устроил ему удобное ложе из соломы. Покончив со всем этим, Саймон удалился, не сказав ни единого слова, запер снаружи на засов люк чердака и вернулся в трактир на ужин, где порядком удивил хозяина своим аппетитом. Однако совсем уж шокировало хозяина, что Саймон вознамерился устроиться на ночлег в конюшне под чердаком, хотя у него в распоряжении было целых три человека, которые могли бы стеречь узника всю ночь до самого утра. Саймон же наотрез отказался от предложения хозяина, чтобы эти трое несли охрану арестанта. Саймон был не из тех, кто перекладывает ответственность со своих плеч на чужие.
Глава VI
Поездка в Лондон
На следующее утро Саймон едва лишь успел расправиться со своим завтраком, как вернулся Роджер, приведший кобылицу Флеет-фут. Вместе с Роджером прискакали также лейтенант Саймона Грегори и шесть самых надежных его людей.
При виде этого отряда трактирщика охватила дрожь. Мало того, что на чердаке у него был заперт арестант, так тут еще эти семеро здоровяков. Не слишком ли много для него? Саймон, ни на чем не настаивая, сказал трактирщику, что от него требуется, и маленький человечек в отчаянии стиснул руки и жалобное морщился. Ему уже не раз приходилось иметь дело с солдатами и сталкиваться с их привычками, и теперь он опасался за спокойствие своего мирного дома и сохранность своих припасов. Он намекнул на свои опасения непроницаемому Саймону, который сделал ему знак отойти в сторонку и твердо обещал, что за любой ущерб, причиненный этими людьми из Монтлиса, он сполна заплатит. Все это очень хорошо, подумал трактирщик, но вряд ли деньги возместят утрату доброго имени и хорошей репутации его заведения. Как бы там ни было, но будучи поневоле немного философом, хозяин решил, что делу все равно уже ничем не поможешь, и поспешил приготовить солдатам достойный прием.
Саймон вышел навстречу своим людям, и каждый из них самым бравым образом приветствовал его. Роджер соскользнул с седла и предстал перед патроном с пакетом от Монтлиса, который Саймон оставил при себе для последующего внимательного прочтения. А Грегори между тем всем своим видом выражал почтительную готовность выполнить любое указание Саймона.
— Пусть люди отведут лошадей на конюшню, а ты иди со мной, — обратился к нему Саймон.
Грегори тут же повторил этот приказ своим подчиненным и, представив суетливому хозяину проводить своих лошадей, последовал за Саймоном в дом. Пока они вместе шли через небольшой сад, Саймон кратко оповестил Грегори обо всем случившемся.
— Разместишь здесь своих людей и проследишь за тем, чтобы они как следует соблюдали дисциплину, отвечать за которую будешь передо мной. Узника охранять днем и ночью. Это твоя обязанность. В разговоры с ним никому, кроме тебя, не вступить. И видеть его не должен никто. Передашь его тому, кто прибудет из Лондона с приказом короля или от меня. Когда передашь его, сразу возвращайся в Монтлис. Понял?
— Так точно, сэр.
— Держи узника на чердаке. Так будет надежнее. Я отправлюсь в Лондон, как только Роджер Мэйтланд покончит со своим завтраком.
— Мне приступать к делу немедленно, сэр? — спросил Грегори.
— Немедленно! И не забывай — дисциплина!
Как только Грегори удалился для исполнения своих служебных обязанностей, Саймон распечатал письмо милорда Фалка и углубился в чтение, с трудом пробираясь сквозь буйные каракули.
«Сэру Саймону Бьювэллету.
Что за муха тебя укусила, любезный, что ты суешь свой нос и заговоры и всякие прочие плутни изменников? Оставь все это и ради Бога не ввязывайся в эти дела на свою же погибель! Из-за твоего письма у меня опять разыгралась подагра. Раз уж ты собрался в Лондон, оттого что по дороге подстерег заговорщика, так хоть бы написал мне все как есть. А то всего несколько строк, кои ты соизволил черкнуть своей рукой. Да это и святого выведет из себя. И еще этот мошенник — твой сквайр — не мог толком рассказать ничего путного о твоей схватке в лесу за честь какой-то там девицы или что-то в этом духе. Скажу тебе прямо, Саймон, я о тебе более высокого мнения, чтобы поверить, что ты полез в драку из-за какой-то глупенькой простушки. Однако я ничего не говорю, потому что знаю, что ты всегда хочешь идти своим собственным путем, черт бы побрал твое упрямство!
Если бы не эта проклятая подагра, которая, сам знаешь, крепко схватила меня за ногу и в сто раз хуже твоего сумасбродства, примчался бы я тотчас к тебе узнать всю правду из твоих уст и самому убедиться, что за чушь вбил ты себе в голову. Хорошенький же прием ждет тебя в Вестминстере, дурень ты этакий, когда ты наплетешь там с три короба про заговор! Уж я-то знаю, что за дрянной ты упрямец, а то сказал бы, что король ни за что тебя не примет. Однако, полагаю, ты найдешь к нему доступ, да еще через парадный вход, как это удалось тебе, когда ты пришел ко мне еще совсем желторотым птенцом. Заклинаю тебя, не лезь напролом через его стражу, а то непременно угодишь за решетку. В этом я не сомневаюсь, если Kоролевская стража сумеет поостудить твой пыл. Кроме того, ты должен знать, что я страшно сердит на тебя, и не будь у меня этой проклятой подагры, поехал бы вместе с Грегори только затем, чтобы обломать хорошую дубинку о твою спину. И если тебя пристукнут какие-нибудь разбойники с большой дороги или упрячут в тюрьму за твою же дурость — и поделом тебе, — я с места не сдвинусь и пальцем не шевельну, чтобы помочь тебе.
Посылаю тебе с Роджером двадцать гиней на твои расходы, а если тебе понадобится друг или пристанище, обратись к моему кузену Карлу Гранмеру. У него превосходная усадьба в Стрэнде, что в Лондоне. Покажешь ему это письмо. Может, хоть он остановит тебя, чтобы ты не совал свою глупую голову в петлю.
Да хранит тебя Господь, мой дорогой мальчик. И да поможет Он тебе вернуться домой в добром здравии. Если будет нужда в деньгах, возьми у моего кузена, сославшись на меня. Будь вежлив и учтив, уж постарайся пощадить короля — не обожги его огнем, каковой порой полыхает в твоих глазах. И еще — ты, конечно, умеришь свой вспыльчивый нрав и никому не сделаешь зла. Как хотелось бы мне быть рядом с тобой, мой дорогой мальчик, но я знаю, что ты один стоишь десятерых.
