Иван Любенко - Черная магнолия

— А как звали его, не помните?

— Как же — Вандинский, Андрей Васильевич.

— Нет, никогда не слышал, — покачал головой присяжный и вновь принялся переписывать.

Старший санитар нетерпеливо переминался с ноги на ногу, показывая всем видом, что пора выносить усопшего. Он кашлянул и вопрошающе посмотрел на следователя.

— Да-да, забирайте, — махнул тот рукой.

Закончив писать, Ардашев огляделся и спросил:

— Чувствуете, господа, этот запах?

— О чем вы? — следователь недоуменно воззрился на Клима Пантелеевича.

— По-моему, в коридоре разлили камфару.

— И что? — наморщил лоб судебный медик.

Не обращая внимания на недоумение доктора, следователь робко произнес:

— То есть вы хотите казать, что ее разлили специально?

— Я в этом уверен.

— Но зачем? — воскликнул Симбирцев, бросая беспомощные взгляды то на следователя, то на адвоката.

— Да, — Лепищинский покрутил ус. — На этот нюанс я совсем не обратил внимания. — Сделав по комнате несколько шагов, он вдруг остановился и, вскинув глаза к потолку, задумчиво произнес: — Камфорное масло отбивает нюх у полицейской собаки. Но если на теле покойного нет ни колотых, ни огнестрельных ран, а вдавленный след на шее является единичным, а не двойным, то остается только одно: штаб-офицера сначала споили, а уже потом повесили на простыне. Так?

— Но ведь стакан-то один. Да и выпито всего половина бутылки, — облизывая пересохшие губы, констатировал судебный медик.

— Либо отравили, — проронил молчавший до поры немолодой седовласый господин в очках, оказавшийся судебным экспертом. — Чтобы не было сомнений, я проверю коньяк на наличие яда. А пока я могу с полной уверенностью утверждать, что отпечатки пальцев на бутылке, стакане и пепельнице принадлежат исключительно покойному.

Управляющий, облокотившись на дверной косяк, слушал разговор с легкой усмешкой. Наконец он картинно зевнул и громко изрек:

— Моя бабушка страдала ревматическими болями и смазывала коленки камфорным маслом. А почему вы не допускаете, господа, что кто-то из отдыхающих просто-напросто случайно разбил пузырек?

— Разбить не могли — осколков нет. Уронить — тоже маловероятно, поскольку эту аптекарскую склянку всегда затыкают пробкой. Стало быть, разлили. А вот намеренно или нет, мы как-нибудь сами разберемся. Что же касается лично вас, любезный, то завтра в десять утра прошу пожаловать на допрос со списком всех постояльцев, — пробурчал следователь, явно недовольный тем, что в ход расследования вмешивается еще один посторонний.

— Всенепременно-с, — с дрожью в голосе проронил Лаптев, обиженно прокашлялся и исчез в дверном проеме.

Ардашев уже не слышал происходящую вокруг него словесную перепалку. Он все смотрел на висевший под стеклом рисунок и силился понять, отчего эта работа так беспокоит его душу.

14

Отправная точка

I

Земско-городская больница находилась в двух верстах от Ялты, если ехать по Симферопольскому шоссе. Расплатившись с извозчиком, Ардашев с доктором вызвали привратника, который и провел их в мертвецкий покой. Скрипнула тяжелая дверь, и из подвального помещения потянуло сыростью, точно раскопали могилу. «Вот так пахнет смерть», — пронеслось в голове у Ардашева. Патологоанатом — здоровенный детина с бритой головой и опущенными в виде подковы усами, смывал под рукомойником мыльную пену. На обитом жестью столе возвышалось укрытое клеенкой тело. Следователь что-то писал за небольшим столиком. Рядом, на свободном стуле, позевывая, сидел Симбирцев. Завидев вошедших, Лепищинский поднялся и попытался улыбнуться, но с лица съехала какая-то кривая усмешка.

— Здравствуйте, господа. Собственно, все ожидаемо. Самоубийство чистой воды.

— Вы уверены? — Клим Пантелеевич внимательно посмотрел в сторону патологоанатома.

— Несомненно, — вытирая руки о цветастое полотенце, уверенно ответил тот. — На это указывают надломы больших рожков подъязычной кости и верхних рожков щитовидного хряща. Вследствие сильного растяжения шеи тяжестью висящего тела деформации подверглись и сонные артерии, что привело к поперечному разрыву их внутренних оболочек, как раз ниже петли, об этом указывает видимый след-борозда.

— Имеются все основания для закрытия дела, — констатировал следователь.

— Позволите мне осмотреть труп? — осведомился присяжный поверенный.

— Извольте, — пожал плечами Лепищинский. — Только зачем это вам?

— Хочу избавиться от последних сомнений.

Ардашев сбросил клеенку на пол, извлек из кармана складную лупу и стал внимательно осматривать голову покойника, заглядывая даже в ушные раковины. Лицо почившего давно приобрело восковой оттенок, а нос заострился.

— Не могли бы вы перевернуть тело? — вновь обратился к хирургу адвокат. И последний без лишних разговоров опрокинул его, словно мешок картошки. Лупа двигалась очень медленно и примерно посередине затылка остановилась. Клим Пантелеевич поднял голову: — Я попрошу вас сбрить волосы всего на один дюйм.

— Хорошо, — недовольно ответил врач и, взяв с полки кусок мыла, помазок и опасную бритву, принялся снимать волосяной покров. Когда он вытер затылок мертвеца, то стала заметна небольшая болячка, вокруг которой успела образоваться синяя гематома.

— Видите? — Ардашев устремил на врача пытливый взгляд. — Я уверен, что именно в мозжечок и вогнали спицу. И только потом труп подвесили. Несомненно, полковник оказывал сопротивление убийце — об этом свидетельствуют кровоподтеки и ссадины на его кулаках. Но, очевидно, силы были неравными. Однако до тех пор, пока вы не препарируете череп, сказанное останется лишь версией. Прошу вас продолжить вскрытие.

Доктор земской больницы кивнул и снова стал облачаться в резиновый фартук и перчатки.

— Думаю, что никто не будет возражать, если я дождусь результатов на улице, — сказал Ардашев и направился к двери. За ним потянулся и следователь. Нижегородцев и Симбирцев, видимо, в знак солидарности с коллегой, остались в мертвецкой.

— Значит, вы думаете, что это убийство? — неуверенно выговорил Лепищинский и посмотрел на адвоката пытливым взглядом. — Но кто? Зачем?

— А давайте присядем вон на ту скамью, — будто не слыша вопроса, предложил присяжный поверенный.

Усевшись, следователь грустно заметил:

— Это убийство совсем некстати. Как вы знаете, Государь вчера прибыл в свое имение. Если я не раскрою преступление в течение недели, меня отправят в самый дальний сибирский уезд. — Он умоляющими глазами посмотрел на Ардашева. — Надеюсь на вашу помощь, Клим Пантелеевич.