Плач - Сэнсом Кристофер Дж.
— Довольно много, сэр.
— Я слышал, вы больше не получаете работы от стряпчего королевы, — как бы невзначай сказал казначей. — В этом году никакой.
— У меня куча других дел, сэр. Все время занимает работа с гражданскими исками.
Мой собеседник наклонил голову.
— Я также слышал, что некоторых придворных королевы Екатерины допрашивали в Тайном совете. За еретические воззрения.
— Ходят такие слухи. Но в последние месяцы кого только не допрашивали!
— Последнее время я частенько видел вас на мессе в церкви нашего инна. — Роуленд сардонически улыбнулся. — Проявляете должное благочестие? Разумно в наши бурные дни. Посещать церковь, избегать всяческой дискуссионной болтовни, следовать желаниям короля…
— Совершенно верно, сэр.
Казначей взял очиненное перо, поплевал на него, чтобы размягчить, и вытер о тряпочку, а потом снова пронзительно взглянул на меня.
— Вы слышали, что миссис Анна Эскью приговорена к сожжению вместе с тремя прочими еретиками? Сожжение состоится в пятницу, шестнадцатого июля.
— В Лондоне только об этом и говорят. Некоторые шепчут, что после приговора ее пытали в Тауэре. Странная вещь…
Роуленд пожал плечами:
— Уличные сплетни. Но эта женщина выбрала неудачное время для своей сенсации. Бросить мужа и явиться в Лондон, чтобы проповедовать мнения, явно противоречащие «Акту о шести статьях»… Отказаться переменить веру, публично спорить со своими судьями… — Он покачал головой, а потом подался вперед. — Сожжение будет грандиозным зрелищем. Такого не было уже много лет. Король хочет показать, к чему приводит ересь. Там будет половина Тайного совета.
— Без короля? — уточнил я. Ходили слухи, что и он может прийти на казнь.
— Без.
Я вспомнил, что весной Генрих серьезно заболел, и с тех пор его толком никто не видел.
— Его Величество хочет, чтобы там были представители от всех лондонских гильдий, — заметил Роуленд, после чего сделал паузу и добавил: — И от всех судебных иннов.
Я так и уставился на него.
— Я, сэр?
— У вас меньше социальных и церемониальных обязанностей, чем полагается для вашего ранга, сержант Шардлейк. Похоже, на это дело нет охотников, поэтому решать приходится мне. Думаю, пришла ваша очередь.
Я вздохнул:
— Знаете, я всегда был слабоват для таких поручений. Если хотите, я готов выполнить нечто большее. — Я глубоко вдохнул. — Но прошу вас, не такое. Это будет ужасно. Я никогда не видел сожжения, и у меня как-то нет никакого желания.
Роуленд пренебрежительно махнул рукой.
— Вы слишком привередливы. Это странно для фермерского сына… Вы же видели экзекуции, я знаю. Когда вы работали у лорда Кромвеля, он заставил вас присутствовать при отсечении головы Анны Болейн.
— И это было ужасно. А теперь будет еще хуже.
Казначей похлопал по бумагам на столе.
— Мне прислали требование, чтобы я выделил кого-нибудь на сожжение. Подписано государственным секретарем, самим Пэджетом. Я должен сообщить ему имя сегодня же вечером. Мне очень жаль, сержант, но я решил, что пойдете вы. — Он встал, давая понять, что разговор закончен.
Я тоже встал и снова поклонился.
— Благодарю вас за желание глубже погрузиться в деятельность инна, — сказал Роуленд, снова спокойным голосом. — Я посмотрю, какие еще, — он замялся, неуверенно подыскивая подходящее слово, — мероприятия могут случиться в ближайшее время.
* * *В день сожжения я проснулся рано. Казнь была назначена на середину дня, но мне было очень тяжело в таком удрученном состоянии духа идти в кабинет судьи. Пунктуальный, как всегда, мой стюард Мартин Броккет в семь утра принес мне в спальню льняные полотенца и кувшин с горячей водой и, пожелав доброго утра, выложил рубашку, камзол и летнюю робу. Как обычно, его манеры были серьезны, спокойны и почтительны. С тех пор как он со своей женой Агнессой начал работать у меня зимой, мое домашнее хозяйство стало функционировать как часовой механизм. Через приоткрытую дверь я слышал, как Агнесса просит мальчика Тимоти, чтобы тот не забыл принести свежей воды, а девушку Жозефину — поспешить со своим завтраком, чтобы успеть накрыть стол для меня. Она говорила легким, дружелюбным тоном.
— С новым прекрасным днем, сэр, — рискнул поздравить меня Броккет. Ему шел пятый десяток, и у него были редеющие волосы и невыразительное, незапоминающееся лицо.
Я не говорил никому из домашних, что иду на сожжение.
— Спасибо, Мартин, — поблагодарил я стюарда. — Вот уж действительно прекрасный день! Пожалуй, утром я поработаю у себя в кабинете, а после полудня мне нужно будет уйти.
— Прекрасно, сэр. Ваш завтрак вот-вот будет готов. — Броккет поклонился и вышел.
Я встал, поморщившись от спазма в спине. К счастью, теперь это случалось реже — после того как я стал прилежно делать упражнения, которые мне прописал мой друг доктор Гай. Мне бы хотелось чувствовать себя свободнее с Мартином. Мне нравилась его жена, но в его холодной, скованной чопорности было что-то такое, отчего мне никогда не было с ним легко. Умыв лицо и облачившись в чистую, благоухающую розмарином льняную рубашку, я пожурил себя за непоследовательность, поскольку, как хозяину, мне самому и следовало бы инициировать менее формальные отношения.
Затем я посмотрелся в стальное зеркало. Подумалось, что морщин прибавилось. Весной мне исполнилось сорок четыре. Морщины на лице, седина в волосах, сгорбленная спина… Поскольку в моде были бороды — мой помощник Барак недавно отрастил себе опрятную русую бородку, — пару месяцев назад я попытался тоже отпустить такую же, но в бороде, как и в волосах, пробивалась седина, и я считал, что это было мне не к лицу.
Через окно с тонким переплетом я посмотрел на сад, где разрешил Агнессе установить несколько ульев и посадить цветы. Последние улучшили вид и, кроме хорошего запаха, еще и приносили практическую пользу. Вокруг них жужжали пчелы, пели птички, и все было ярким и полным цвета. Что за день для молодой женщины и троих мужчин, которых ожидает ужасная смерть!
Мои глаза обратились к письму на столике у кровати. Оно пришло из Антверпена, из испанских Нидерландов, где жил мой девятнадцатилетний подопечный Хью Кёртис, который работал там у английских купцов. Теперь Хью был счастлив. Первоначально он собирался учиться в Германии, но вместо этого остался в Антверпене и обнаружил неожиданный интерес к торговле тканями, особенно к выискиванию и оценке редких шелков и новых материй — например, хлопка, поступающего из Нового Света. В письмах от Хью сквозило удовольствие от работы, а также от интеллектуальной и социальной свободы большого города, от рынков, дискуссий и чтений в камерах риторов[5]. Хотя Антверпен являлся частью Священной Римской империи, католический император Карл V не вмешивался в дела живших там протестантов — он не смел подвергать опасности коммерцию фландрских банков, которые финансировали его войны.
Хью никогда не говорил о мрачной тайне, которую мы хранили после нашей встречи в прошлом году, и все его письма выдерживались в радостном тоне. Впрочем, в этом письме были новости о прибытии в Антверпен множества английских беженцев.
«Они в плачевном состоянии и обращаются к купцам за помощью. Это реформаторы и радикалы, боящиеся попасть в сеть преследований, которую, по их словам, епископ Гардинер накинул на всю Англию».
Со вздохом я облачился в робу и спустился к завтраку. Я больше не мог оттягивать начало этого страшного дня.
* * *Охота на еретиков началась весной. Зимой переменчивая королевская религиозная политика словно бы склонилась в пользу реформаторов: король убедил парламент дать ему право уничтожить часовни, где священники получали деньги по завещанию немощных жертвователей, чтобы те отслужили мессу за их души. Но, как и многие другие, я подозревал, что он руководствовался не религиозными, а финансовыми мотивами — гигантскими расходами на войну с Францией, где англичане по-прежнему оставались осажденными в Булони. Генрих VIII продолжал понижение качества монет, и цены взлетали так сильно, как не было еще никогда на людской памяти. Самые новые «серебряные» шиллинги были покрыты лишь тонким слоем серебра поверх меди, и это покрытие уже страшно износилось. Король получил прозвище Старый Медный Нос. Скидка, которую требовали торговцы за такие монеты, делала их дешевле шестипенсовиков[6], хотя жалованье платили по цене, указанной на аверсе монеты.
