Альберто Васкес-Фигероа - Уголек
— Потому что никому не доверяет, — шепотом ответила негритянка. — Португальский король послал «Сан-Бенто», чтобы проследить путь испанских кораблей до Сипанго и Катая; кажется, это противоречило заключенному между двумя странами договору, а потому держалось в строгой тайне. На борту есть несколько испанцев-перебежчиков; некоторые даже сопровождали Колумба в первом плавании, но ведь никогда не узнаешь, кто из них на нашей стороне, а кто нет. Эв нуждается в их услугах, но не доверяет.
— Тогда среди них вполне может быть кто-то из моих знакомых, — предположил канарец. — Как ты думаешь, они меня узнали?
— Узнали? — удивилась Уголек. — Когда тебя подняли на борт, ты был похож на ощипанного цыпленка. — На мгновение она задумалась, после чего убежденно заявила: — Не думаю, что тебе стоит выкладывать толстяку все, что тебе известно, но также не стоит притворяться, будто ты ничего не знаешь. Если он посчитает тебя бесполезным, то просто вышвырнет на корм рыбам... Так что если хочешь жить долго, то должен постараться убедить его, что знаешь дорогу ко двору Великого хана.
— Но это же полный бред! — возмутился канарец. — Нет такого пути. Здесь нет ничего, кроме россыпи островов, населенных дикарями, которые никогда не слышали ни о каком Великом хане.
— Скажи об этом капитану, и через пару часов будешь покойником, — заявила негритянка. — Он тут же избавится от тебя и повернет обратно в Лиссабон, чтобы стяжать себе славу, подтвердив, что самый короткий морской путь в Сипанго по-прежнему пролегает вокруг Африки, как уверяет Васко да Гама.
— Ты столько всего знаешь! — удивился Сьенфуэгос. — Кто тебя учил?
— Нужда, — ответила Уголек. — Вот уже четыре года, как я не ступала на землю. За это время я научилась держать ухо востро, а язык — за зубами. Я говорю по-испански и по-португальски, как не говорит ни один дагомеец. Если бы я не брала себя за шкирку, заставляя учиться, то давно бы оказалась в брюхе акулы или пошла бы по рукам, — с этими словами она поднялась на ноги. — А теперь я должна идти: толстяку пора обедать. Скажу ему, что ты до сих пор не пришел в себя, но советую хорошенько подумать о моих словах, — она слегка дернула его за бороду. — Быть может, мы сумеем как-то помочь друг другу. Я уже сыта по горло этим вонючим корытом!
С этими словами она вышла из крошечной каморки, захлопнув за собой дверь, а канарец Сьенфуэгос повалился лицом на полусгнившие доски койки, глубоко задумавшись о своем нелегком положении.
В очередной раз он попал в переделку.
В голове у него царила страшная неразбериха, и в конце концов он пришел к выводу, что негры и португальцы существуют лишь для того, чтобы окончательно запутать его и без того насыщенную событиями жизнь.
Как будто недостаточно свирепых каннибалов, что хотели его сожрать, воинов-дикарей, сравнявших с землей форт Рождества, грязных интриг честолюбивого адмирала, банды испанских подонков-дезертиров, ревности индейского содомита, а также ненасытного аппетита пресловутых «ящерок», оказавшихся гигантскими кайманами... Можно подумать, всего этого было мало — так теперь еще добавились чокнутая негритянка и португальские «шпионы» — не то работорговцы, не то пираты.
— А ведь не так все и плохо! — признался он сам себе. — Теперь меня ждет всего лишь встреча с каким-то вшивым толстяком, который развлекается тем, что вешает людей на реях.
Однако уже на следующий день ему пришлось убедиться, что вшивый толстяк на самом деле гораздо опаснее, чем все прежние враги, поскольку под личиной сытого добродушного борова скрывалась неукротимая сила духа, а, главное, острый ум, на десять ходов опережающий противника.
— Ну надо же! Итак, наша рыбка наконец оклемалась. Как ты себя чувствуешь, сынок? — добродушно произнес капитан на совершенно невообразимой смеси испанского, португальского и галисийского языков. Канарца, впрочем, не обмануло его показное дружелюбие.
— Хреново.
— Оно и понятно. Болтанка на такой посудине здоровью никак не на пользу... И откуда же ты приплыл?
— Искал дорогу к Великому хану.
Ни единый мускул не дрогнул на лице капитана Эвклидеса Ботейро, однако в его крошечных глазках бутылочного цвета мелькнул огонек; несомненно, тема разговора его весьма заинтересовала.
— К Великому хану... — повторил он с подчеркнутой сдержанностью. — Нелегкая у тебя задача — найти двор Великого хана, тем более на такой утлой лодчонке.
— Судя по результату — да, — признал Сьенфуэгос.
Ответ, несмотря на кажущуюся простоту, похоже, сбил португальца с толку на десятую долю секунды, но почти тут же он осведомился, как будто не придавая особого значения вопросу:
— А с чего ты вообще решил, что сможешь его найти?
— Слухи.
— Слухи? Какие именно?
— Дикари рассказывают о некоем могущественном господине, о больших городах с золотыми крышами и огромных лесах коричных деревьев.
Мощный зад капитана Эва беспокойно заколыхался в широком кресле его вонючей каюты, и капитан не преминул неприлично почесать между ног, в том месте, где сквозь широкие панталоны выпирало огромное яйцо размером с кокос.
— Золотые города и леса коричных деревьев... — медленно протянул капитан, словно пережевывая услышанное. — И где же все это находится?
— Ну... — уклончиво ответил канарец. — Насколько я понял, придется обогнуть еще несколько островов, потом встретятся два огромных острова и пролив между ними. Дальше все просто.
— Вот оно что! И ты знаешь туда дорогу?
— Есть у меня одна идея. Для меня нарисовали своего рода карту.
— И где же она, эта карта?
Сьенфуэгос хитро улыбнулся и постучал указательным пальцем по правому виску.
— Ее нарисовали на песке пляжа, а теперь она вот здесь.
Жирный и смердящий капитан Эв иронично осмотрел рыжего канарца — взгляд крохотных глазок, казалось, проникал в глубину разума. Наконец, через довольно долгий промежуток, во время которого он не переставал почесывать между ног, капитан несколько раз помотал головой с недоверчивым видом.
— Врешь! — только и сказал он.
— Зачем мне врать?
— А затем, что тебе прекрасно известно — голова, хранящая в памяти путь в Сипанго и Катай, стоит дороже целой империи, и ни один дурак не станет вешать на рею такого человека. Вот только в твоей голове нет ничего, кроме дерьмовых фантазий. Любой помощник кока знает об этих морях и землях больше, чем ты. Эй, Сажа! — позвал он.
Дверь тут же открылась, и в нее осторожно просунулась голова негритянки:
— Я не Сажа... Я Уголек!
— Сажа, Уголек — какая разница! — проворчал капитан. — Я все равно не запомню. Короче, позови сюда Тристана Мадейру. Вот мы сейчас повеселимся!
