Альберто Васкес-Фигероа - Карибы

Перевод: группа “Исторический роман“, 2016 год.

Перевод: gojungle, passiflora, happynaranja и Almaria .

Редакция: gojungle, Oigena и Sam1980 .

Домашняя страница группы В Контакте: http://vk.com/translators_historicalnovel

Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!

1   

«Ур-а-кан», что на местном наречии означает Дух Зла, осенью 1493 года пронесся над Гаити, оставив на своем пути трагический след смерти и разрушения, а свирепые воины кровожадного вождя Каноабо перебили тех немногих испанцев, что пережили безумную мощь стихии в полуразрушенном и незащищенном форте Рождества.

К счастью, коренные жители Гаити, безбородые туземцы, умели считать только до десяти; все, что больше, они просто называли словом «много». К тому же они едва ли могли отличить один труп бородатого чужака от другого такого же, и потому не догадались, что убили не всех врагов.

Одурманенный верной и молчаливой Синалингой, канарец Сьенфуэгос находился в полном неведении о тех печальных событиях, что произошли всего в пяти километрах от хижины, в погребе которой туземка скрывала его против воли. Когда неделю спустя он начал осознавать, что все еще пребывает в мире живых, а захватывающее путешествие в преисподнюю было всего лишь результатом чрезмерного употребления галюциногенных грибов, прежде всего он услышал крик новорожденного неподалеку от гамака.

Синалинга родила первого представителя новой расы на следующий день после гибели первого европейского поселения в Новом Свете и, как это часто бывает у большинства женщин, новорожденный немедленно завладел всем ее вниманием, хотя она, разумеется, по-прежнему чувствовала себя ответственной за безопасность отца своего ребенка.

— Твои друзья убиты, — сухо произнесла она, едва канарец достаточно пришел в себя, чтобы осознать эту страшную новость. — И хотя люди Каноабо вернулись в свои земли, ты по-прежнему в опасности.

Парень безропотно воспринял то, что в конце концов произошла ожидаемая уже много месяцев резня, хотя, конечно же, горевал о печальном финале мастера Бенито из Толедо, старика Стружки, агрессивного Кошака и даже тупого и напыщенного губернатора Араны, потому что за долгие месяцы все они превратились не только в товарищей по изгнанию и приключениям, но и почти в единственную его семью.

А теперь все были мертвы, и Сьенфуэгос волей-неволей начал думать, что, так внезапно исчезнув из его жизни, они его предали. Ведь никому из них не пришло в голову, что, позволив себя убить, они оставили его, нищего и невежественного козопаса с острова Гомера, в полном одиночестве на другом берегу океана, превратив в единственного выжившего европейца в Новом Свете, единственного более или менее цивилизованного человека на западном берегу Атлантики.

Его охватил страх. Несмотря на телосложение Геркулеса, горделивую осанку и бесчисленные испытания, в конечном счете он был почти мальчиком, и безмерное одиночество, в котором он оказался столь внезапно, тяжелым камнем легло на душу.

Что теперь делать? Куда деваться?

И у кого спросить совета?

Женщина с кожей цвета меди кормила малыша и с каменным лицом и непроницаемым взглядом черных глаз наблюдала за Сьенфуэгосом, хотя и молчала, давая понять, что крохотного создания, так отчаянно вцепившегося в ее грудь, ей вполне достаточно. Теперь она явно решила держаться подальше от бывшего любовника. Хватит и того, что она спасла ему жизнь.

Сьенфуэгос посмотрел на малыша. Да, это был его сын, но он никак не мог свыкнуться с мыслью, что эта морщинистая обезьянка, способная лишь плакать и сосать грудь — его плоть и кровь, и еще в меньшей степени осознавал, что этот младенец — первый росток новой расы, которая в скором времени распространится по всему континенту.

Сказать по правде, канарец Сьенфуэгос до сих пор в полной мере не осознал (да и никогда не осознает) роль, выпавшую ему по капризу судьбы — стать свидетелем великой эпопеи, открытия и покорения этих земель. Не осознавал он и того, что стал отцом первого метиса на континенте, который в один прекрасный день назовут Америкой.

Пока он был лишь юнцом, беспрестанно задающим себе вопрос: как такое возможно, что всего год назад он пас коз на скалах родного острова, а теперь, по воле Господа и других людей, находится в полном одиночестве в трех тысячах миль от границ известного мира.

Он всегда знал, что у берегов Гомеры кончается Земля и начинается Сумрачный океан, но череда драматических событий, словно по волшебству, забросила его на противоположную сторону этого океана.

— И что мне теперь делать?

— Уходить, — ответила Синалинга. — Если ты останешься здесь, тебя убьют, и очень возможно, что убьют и нашего ребенка. Так что лучше тебе уйти.

— Ты пойдешь со мной? — спросил он.

— Нет. Племена, живущие в глубине острова, ненавидят нас, и в конце концов они нас поработят, а я не хочу для моего сына такой судьбы. Мой брат — вождь.

— Понимаю, — сказал канарец. — В рабство я попасть не хочу. И куда ты посоветуешь мне направиться?

— Куда угодно, кроме земель Каноабо. Они убьют тебя на месте.

— Может быть, в горы?

Она покачала головой.

— Горы — это его стихия, там он чувствует себя могучим и непобедимым.

— Как жаль! Ведь именно в горах я чувствую себя как дома, а прибрежную сельву я почти не знаю. К тому же я еще так слаб!

— Действие снадобья скоро закончится. Через три-четыре дня ты станешь таким же сильным, как прежде.

— Почему ты меня спасла?

— Я не хотела, чтобы мой ребенок родился без отца.

— Только поэтому?

Черные глаза гаитянки неотрывно смотрели на измученное лицо Сьенфуэгоса, но он по-прежнему не мог понять, какие мысли бродят у нее в голове.

Наконец, Синалинга кивнула на младенца, так и уснувшего, припав ротиком к ее груди.

— Когда-нибудь сюда вернутся твои соотечественники, — произнесла она. — И тогда ты будешь мне нужен, чтобы защитить моего ребенка.

— Они никогда не вернутся.

— Вернутся, — убежденно повторила она. — Я знаю, что они вернутся.

Мягко покачиваясь в широком гамаке, с которым он уже освоился и теперь считал, что спать в гамаке намного удобнее, чем на любом ложе, удобнее даже, чем на земле, где он всегда предпочитал спать, рыжий канарец задремал, напоследок подумав: а что, если Синалинга права, и его соплеменники когда-нибудь и в самом деле вернутся в эту дикую и далекую «Страну гор»?

Адмирал Христофор Колумб, отплывая в Испанию, поклялся, что непременно вернется, но канарец имел все основания не слишком доверять обещаниям вице-короля Индий. После той роковой ночи, когда их корабль потерпел крушение, у Сьенфуэгоса было достаточно времени поразмыслить о странном поведении адмирала на протяжении всего долгого и опасного пути, и доверие к нему окончательно пошатнулось.