Том Шервуд - Люди солнца
– Это уж совсем просто. Сегодня вы отправите её ко мне на службу. Скажем, кухаркой. После первой же ночи, проведённой в моём доме, ей придётся за меня выйти.
Тётка помолчала, тяжело дыша. Встала со стула. Грубо сказала:
– Согласна! Но немедленно, как только она войдёт в ваш дом, я должна получить первый экземпляр завещания.
– Вы хотите учить старого нотариуса, как делаются дела?! Я вам отдам бумагу, а вы через полчаса приведёте констебля и заберёте девушку? Нет, уважаемая. Документ вы получите только в день бракосочетания. Вечером, скажем, часов в семь.
– Что ж. Согласна. Идёмте, покажете, куда я должна привести Милишку.
Они вышли. Снова клацнула пружинная ручка. Милиния отпустила закушенную губу. Вытерла слёзы. Всмотрелась в расплывающуюся фигурку рыцаря-принца. О, если бы на земле было возможно чудо, и любимая кукла могла защитить! О, если бы мог защитить тот, кто жил наверху, в чердачной каморке! Но тот, в каморке, был настолько ей мил и дорог, что она ни за что не смогла бы открыть ему свою беду и искать помощи у него – восторженного волшебного мастера. Слабого, голодного, изломанного нуждой. Нет, рассчитывать можно было лишь на себя.
И уже в первую ночь в чужом доме Милиния сражалась за себя в полном одиночестве, и, в отличие от принца, у неё не было даже иглы. Лихорадочно вцепившись в дверную ручку, она стояла, до боли сжав пальцы, и не позволяла открыть дверь. Хилый нотариус, по-стариковски, с одышкой хрипя, толкал и толкал потемневшие от времени доски, а Милиния, чувствуя его налегания на дверь, от омерзения билась в колком ознобе, как будто прикасались непосредственно к ней.
К следующей ночи, когда в доме уснули слуги и владелец его вновь подступил к вожделенной двери, она добыла вполне действенный инструмент: одну доску из спального одра, которую вставила между ручкой и плинтусом противоположной стены.
Толстый войлок, которым она укрывалась, дарил уютное и достаточное тепло. Но не спалось ей в этом уюте. И просыпалась она задолго до нежеланного рассвета. И шептала, прилипая к подушке мокрой от слёз щекой:
– Спасите меня! Кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь, спасите меня!
О, он был в её судьбе – лучик помощи, и заключался в далёкой, очень далёкой жизни неведомого ей замка «Шервуд», в одном его маленьком жителе – вздорном, нахальном, – и в одиноком музыканте, беспомощном, бедном. И встретиться и соединиться, чтобы донести до неё этот лучик, если учитывать многообразие непредсказуемостей человеческого муравейника, именуемого «город», эти двое вряд ли могли. Но лучший способ насмешить судьбу – это попытаться угадать её намерения.
Глава 1
Двери Любека
Я сердечно попрощался с Дамиром. Громила в куртке с рукавами из медвежьей шкуры так же обнял его, кивнул головой, обвязанной цветным пиратским платком, влез на кучерское место первой кареты и отвязал вожжи.
Свежие кони легко катили пять тяжёлых экипажей. Позади осталась кузница при въезде в Бристоль, впереди ждал пробуждённый к жизни замок имения «Шервуд». Когда до него осталось не больше четверти часа пути, я попросил Бэнсона остановить карету, вышел, отвязал привязанную к запяткам лошадь и помчался верхом предупредить находящихся в замке о приезде большой компании спасённых из плимутского рабства детей.
Знакомство
Миновав мостик с новенькими, белеющими в предрассветном сумраке перилами, я подъехал к дверям-воротам «каминного» зала. Привязал лошадь, вошёл внутрь. Навстречу мне поднялись сидевшие у жарко пылающего камина Робертсон, Носатый и Готлиб Глаз.
– Не спите? – я поднял в знак приветствия руку. – Что-то случилось?
– Ничего заметного, мистер Том, всё в порядке! – радостно ответил Готлиб. – Не спим оттого, что совсем недавно вернулись! Сделали с Робертсоном ночной рейд по окрестностям замка, на случай обнаружения ночных костров тех, кто не знает ещё, что в замке объявился хозяин.
Я благодарно кивнул. Потом, в огненно-пляшущем полумраке залы, попытался рассмотреть неясно темнеющую груду вещей, сваленных у противоположной стены.
– Там тюки с паклей, – обернулся к этой стене Готлиб, – два воза в порту было выставлено на продажу, мягкие шерстяные обрезки, очень удобная набивка для матрасов, так что забрали всю. Комплект рваных парусов, Робертсон купил за гроши – вместо простыней хотим на тюфяках расстелить, очень приятно пахнут морем. Ещё овса десяток мешков – чтоб у лошадей запас имелся, ну и для себя – пяток корзин снеди.
– Часа нет ещё, мистер Том, как из рейда вернулись, – шагнул вперёд Робертсон, – вот присели вина немного выпить, перед тем, как спать завалиться.
Готлиб, оправив одежду, туже затянул широкий походный пояс.
– А вы, мистер Том, здесь с делом? – спросил он, оглядываясь на лежащее на краю длинного стола оружие. – Приказания будут?
– Будут приказания, братцы, – ответил я, подходя к камину и протягивая к огню озябшие руки. – Гости к нам едут. Пятеро серьёзных людей, и с ними дети – тридцать два человечка. Спасли из рабства в Плимуте. Нужно будет их накормить и уложить спать.
– Здесь? – уточнил Носатый, набрасывая на плечи длинный и тёплый войлочный плащ.
– Здесь, – кивнул я. – Единственное помещение, где тепло.
– Не единственное, – потирая заспанное лицо, возразил Носатый. – В конюшне я тоже нагрел.
Мы с Робертсоном и Готлибом рассмеялись.
– Я – за стенку, к печам – сообщил Робертсон, быстрым шагом направляясь к двери, ведущей во внутренний двор. – Запалю все сразу, угля-то мы привезли восемь бочек.
– Значит, первым делом – еду распаковать, – сам себе проговорил Готлиб, направляясь к корзинам.
– Свечи есть? – спросил я у Носатого.
– Как не быть, мистер Том! Есть свечи.
– Давай.
К тому времени, когда вошёл посланный встретить гостей Готлиб, помещение зала преобразилось. Вдоль всего стола, в середине, протянулась линия зажжённых свечей. Второй линией были расставлены блюда с ветчиной, сыром и хлебом. У дальнего края стола полукругом расположились имеющиеся стулья – для взрослых гостей, и там же среди снеди посверкивали тёмной зеленью бутылки с вином. В огромном старинном камине гулко ревел разведённый старательным Носатым огонь.
За дверями послышались стук и топот копыт. В зале уже было не просто тепло, а жарко, и я, в тонкой белой рубахе, не набрасывая ни плаща, ни камзола, подошёл и распахнул дверь.
Тотчас внутрь мимо меня стали поспешно входить незнакомые люди, потянулись заспанные, всклокоченные, утомлённые долгим путешествием дети. Отправив Носатого устроить в конюшне чужих лошадей, я вернулся, зябко вздрагивая, в залу.
