Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

Поехали люди из самых разных мест. С Кавказа, например, поехал князь Багратион — потомок героя Бородинской битвы. Не так давно были напечатаны его воспоминания; в Тбилиси появилась и статья о грузинах — участниках бурской войны.

Из Петербурга отправились два медицинских отряда. Врачи и сестры милосердия выхаживали раненных под Питермарицбургом — городом, название которого напоминает об очень популярной в начале века и до сих пор не забытой книге «Питер Мариц — южный бур из Трансвааля».

Люди, приехавшие тогда буквально со всего света на помощь бурам, создали «Европейский легион». Заместителем командира там был полковник Е. Я. Максимов.

Максимов пользовался у буров настолько большим уважением, что они удостоили его высшей воинской чести — избрали фехт-генералом. После гибели командира «Европейского легиона» Максимов занял его место, но продолжалось это недолго — в одном из ближайших боев англичане так изрешетили его пулями, что его в тяжелом состоянии пришлось вывезти из Южной Африки.

У мальчишек тогда высшим геройством считалось подражать таким людям. Бежать из дому, чтобы помогать бурам.

Лучше всего об этом написал, пожалуй, Константин Паустовский в воспоминаниях о своем детстве:

«Англо-бурская война была для мальчиков вроде меня крушением детской экзотики. Африка оказалась совсем не такой, какой мы воображали ее себе по романам из „Вокруг света“ или по дому инженера Городецкого на Банковской улице в Киеве.

В стены этого серого дома, похожего на замок, были вмурованы скульптурные изображения носорогов, жирафов, львов, крокодилов, антилоп и прочих зверей, населявших Африку. Бетонные слоновые хоботы свисали над тротуарами и заменяли водосточные трубы. Из пасти носорогов капала вода. Серые каменные удавы поднимали головы из темных ниш.

Владелец этого дома, инженер Городецкий, был страстным охотником. Он ездил охотиться в Африку. В память этих охот он разукрасил свой дом каменными фигурами зверей. Взрослые говорили, что Городецкий чудак, но мы, мальчишки, любили этот странный дом. Он помогал нашим мечтам об Африке.

Но сейчас, хотя мы и были мальчишками, мы понимали, что страдания и борьба за человеческое право вторглись на огромный Черный материк…

Мне, как и другим мальчикам, было жалко расставаться с той Африкой, где мы бродили в мечтах, — расставаться с охотой на львов, с рассветами в песках Сахары, плотами на Нигере, свистом стрел, неистовым гамом обезьян и мраком непроходимых лесов. Там опасности ждали нас на каждом шагу. Мысленно мы уже много раз умирали от лихорадки или от ран за бревенчатыми стенами форта, слушая жужжание одинокой пули, вдыхая запах мокрой ядовитой травы, глядя воспаленными глазами в черное бархатное небо, где догорал Южный Крест.

Сколько раз и я так умирал, жалея о своей молодой и короткой жизни, о том, что таинственная Африка не пройдена мной от Алжира до мыса Доброй Надежды и от Конго до Занзибара!

Но все же это представление об Африке нельзя было целиком выбросить из памяти. Оно оказалось живучим. Поэтому трудно передать то ошеломление, тот немой восторг, которые я испытал, когда в нашей скучной квартире в Киеве появился бородатый, сожженный африканским солнцем человек в широкополой бурской шляпе, в рубахе с открытой шеей, с патронташем на поясе — дядя Юзя.

Я ходил за ним следом, я смотрел ему в глаза. Мне не верилось, что вот эти глаза видели Оранжевую реку, зулусские краали, английских кавалеристов и бури Тихого океана».

Поначалу европейцы, «белые», увидели в Африке только буров, тоже белых — подобных себе. Их страдания и борьба были понятнее. Отправляясь из Европы на юг Африки, добровольцы думали только о судьбе буров, но, познакомившись с местной жизнью, они постепенно стали проявлять интерес и к африканцам.

Во время бурской войны не только Россия ближе узнала Южную Африку, но и Южная Африка — Россию.

В начале XX столетия на юге Африки существовали уже социалистические общества, были и люди, знакомые с учением Карла Маркса. Конечно, это были «белые», выходцы из Европы или те, чьи отцы, деды приехали из европейских стран. Они привозили на юг Африки передовые идеи своей эпохи. Иначе по тем временам и не могло быть.

Благодаря уже пробудившемуся интересу к России и существованию местных, южноафриканских социалистических организаций стало возможно то влияние, которое оказали события 1905 года на умы людей в Трансваале и на мысе Доброй Надежды. В южноафриканских городах, действовало общество «Друзья России», собирались деньги в фонд помощи жертвам расстрела 9 января, проходили митинги солидарности с российскими революционерами.

Один из первых таких митингов был организован в начале февраля 1905 года существовавшей тогда в Кейптауне Социал-демократической федерацией.

Сохранилось письмо, которое было зачитано на этом митинге и опубликовано тогда в одной из южноафриканских газет:

«Я глубоко сожалею, что не могу быть с вами на митинге в воскресенье, чтобы выразить мою солидарность с русским стачечным движением. Отсутствуя физически, я буду с вами душой, а еще больше — с теми, кто сейчас в далекой России взял на себя бремя извечной войны человечества за большую и высшую справедливость, войны, которая ведется столетиями то одним народом, то другим… Сегодня знамя перешло в руки великого русского народа. Я верю, что, являясь свидетелями этого движения в России, мы присутствуем при начале величайшего события в истории человечества за последние века».

Эти слова принадлежат крупнейшей южноафриканской писательнице Оливии Шрейнер. Они не прошли незамеченными. Оливию Шрейнер считают сейчас, да и при ее жизни считали, основательницей южноафриканской литературы. Все, что говорила или писала эта женщина, оказывало большое влияние на ее соотечественников. Да и не только там.

Эта писательница была очень популярна и в других странах. Ее хорошо знали тогда и в России. Еще в 1893 году перевели ее большой роман «История африканской фермы». А потом на русском языке издавали почти все, что она писала. Ее печатали в «Ниве», «Вестнике иностранной литературы», «Русской мысли», «Русском богатстве», «Литературных вечерах», «Живописном обозрении», «Журнале для всех», «Мире божьем», «Новом веке», «Книжках недели», «Северном сиянии»… Ее книги издавались в нашей стране и до и после революции, а одна из них выдержала десять изданий.

«Аллегории» Оливии Шрейнер печатались даже в газете «Нижегородский листок» еще в 1898 году, с предисловием и комментариями Максима Горького.

О влиянии Оливии Шрейнер можно судить по словам ее современника — английского писателя Джерома К. Джерома. Он говорил об одной из шрейнеровских книг, что «юноши и девушки жадно протягивали к ней руки и хватались за нее как за поводыря в дебрях жизни».