Владимир Андриенко - Галерные рабы его величества султана
Корабли-каторги, так называли гребные галеры османской империи, были весьма многочисленны в турецком флоте и обслуживались моряками из свободных турок и гребцами из числа рабов.
Рабы были прикованы цепями к скамьям, и просто так снять их не было никакой возможности. Их почти не расковывали (разве что во время длительных стоянок), и в портах надзор за рабами только усиливался.
Поначалу Федора донимали дурные запахи. Он задыхался от нестерпимой вони. Рабская палуба вся пропахла потом, нечистотами, гниющими ранами. Ходили рабы под себя и помыться могли только во время шторма, когда потоки воды врывались на палубу для гребцов. Иного мытья гребцам не полагалось. Но вскоре он привык к удушливым испарениям человеческих тел и не ощущал от этого никакого дискомфорта.
Еду, от которой поначалу его тошнило, уже спустя три дня проведенных за веслом, он стал хватать с той же жадностью что и его товарищ по несчастью Минка Иванов. Дважды в день неопрятный толстый турок раздавал рабам пищу: пшенную кашу, или плов с бараниной, лепешку и луковицу. Каждый раб сворачивал лепешку совком, съедал ею кашу, а затем после того как плошка была пуста, за два укуса уничтожал лепешку и луковицу.
Работали рабы за веслами без всякого отдыха, и расслабиться могли только когда судно шло под парусами или когда стояло в порту на якоре. Их безжалостно избивали плетьми и таволгой — особыми гибкими лозами утыканными колючими шипами. Удар таволгой рвал в клочья кожу и раны после того долго гнили и нестерпимо болели.
Обессилевших гребцов, которые ослабели от истощения и болезней, расковывали и безжалостно живыми выбрасывали в море, привязав к ногам ядро. Рабов турки не жалели. Война давала множество молодых и здоровых мужчин. Потому выживали на такой работе только самые выносливые и крепкие.
Минка говорил, что море либо убьет тебя, либо даст тебе новые силы. Федор и Василий выжили и стали сильнее, хотя тела их от скудной пиши похудели и лица осунулись. Но зато руки приобрели необычайную крепость.
Мятелев много раз вспоминал свой разговор с кардиналом Ринальини про испытания. Мог ли он тогда понять то, о чем говорил иезуит? Мог ли он подумать, что есть что-то опаснее битвы с саблей против сильного противника? Оказалось есть! Вот сейчас он проходил настоящее испытание! Это было много сложнее чем махать саблей в конной схватке. Здесь он учился выживать по-настоящему…
На следующее утро шторм кончился. Сразу же к ним вернулся ненавистный гребцам надсмотрщик Мустафа.
— Весла на воду, ишаки поганые! Замерзли? Сейчас вам будет от чего согреться. Мы недалеко от Трапезунда. Постараетесь, скоро будет в порту, и вы получите мясной плов и горячие лепешки!
Стал бить барабан отбиваний такт.
Там! Бум! Там! Бум!
Весла по команде опустились в воду.
Раз! Раз! Раз!
Началась работа. Тела гребцов стали сгибаться и разгибаться, и галера падишаха полетела вперед.
— Скоро будем в Трапезунде, — проговорил Ржев тихо. — Слыхал, что турок нам сказал?
— И что нам с того, Вася?
— Там может простоим долго. И у нас может появиться шанс сбежать с галеры, Федор.
— Я уже не думаю сбежать, Вася. Как это сделать? Сам подумай. Нас приковали здесь и….
— Погоди. В большом турецком городе нас раскуют и отправят на работы. Если стоянка пролиться долго, то нас на корабле не оставят.
— Пока такого не было.
— Оттого что стоянки были небольшие. Но "Меч падишаха" нуждается в ремонте и в Трапезунде они задержаться.
К ним подскочил турок и заорал:
— Ага! Вы можете болтать, дети шайтана! Вот вам!
Он стал хлестать их плеть по спинам, и если бы не замерзая одежа, то Василий и Феодор получили бы множество новых рубцов.
— Молчать и работать!
Они налегли на весло.
Там! Бум! Там! Бум!
Раз! Раз! Раз!
Чигирин: ставка гетмана Юрия Хмельницкого
Молодой гетман Юрий пошел не в своего отца гетмана Богдана. Не вышел он ни статью, ни умом. Не то, что его погибший старший брат Тимош, который был настоящим богатырем и славным воином. Юрий вырос худощавым, узкоплечим и вид имел болезненный.
На его бледном лице залегла печать тревоги, а под глазами появились синие круги от бессонницы. Бремя гетманской булавы стало для него непосильным.
Он сидел в тех самых покоях, где некогда заседал со своими полковниками его отец. Отсюда Богдан мог быстро управлять Украиной, и отсюда мчались его гонцы с приказами во все концы и эти приказы исполнялись. Но с тех пор прошло время и утекло много воды. Новый хозяин был слаб и его мало кто слушал…
Юрий был одет в добротный малиновый кафтан, подпоясанный желтым шелковым кушаком. На его левом боку была турецкая сабля с золотой насечкой по шлифованному лезвию. Она досталась ему от Выговского вместе с булавой гетмана.
"Батько, — мысленно обратился к отцу молодой гетман. — Батько, отчего ты не научил меня, как держать всех этих полковников в руках? Как заставить их себе повиноваться? Они трепетали от одного твоего взгляда! Отчего я не могу этого? Отчего они смотрят на меня столь дерзко? Мне казалось, что все будет просто. Что мне помогут. Они обещали мне помощь! Они говорили, что сила имени твоего сплотит многих под моей булавой. Но не вижу того на деле! Каждый хочет урвать, чего-то для себя. И каждый просит. Могу ли я им дать все, что они хотят? Почему никто не желает служить честно?"
Юрий когда его сделали гетманом на раде в Гармановцах, думал что, получив булаву, имя его отца сразу станет для него щитом. И дела в Украине потекут сами по себе. Он верил, что все негоразды возникли от того, что Выговский узурпировал гетманскую булаву и вызвал тем недовольство большинства полковников. А его, сына Богдана, избрали по закону и праву и потому все сразу же наладиться.
Молодой гетман отправился в город-крепость Чигири, что был гетманской столицей при его отце. Ему посоветовали управлять Украиной отсюда. Но уже первый месяц гетманства принес Хмельницкому многочисленные проблемы. Полковники Яким Сомко, Семен Подбайло, Василий Золотаренко, Иван Екимович и Иван Брюховецкий вместо того чтобы оказывать помощь молодому Хмельницкому в управлении страной снова перессорились. С гетманом они считались мало, полагая, что он должен быть послушен им, ибо был зело молод, нерешителен, излишне труслив, и постоянно спорили по поводу то того, то иного. Ни один вопрос быстро не решался. Даже самые мелкие дела вызывали острые противоречия.
Юрий поначалу пытался выслушивать то одного, то другого полковника, но быстро терялся в их доводах и переставал понимать, о чем они говорят. Его голова шла кругом от того множества проблем, что свалились на него вместе с булавой. Он и подумать не мог, принимая власть, что их так много этих дел, требующих его вмешательства.
