Поль Феваль - Горбун
– Неужели вы этого не поняли раньше, матушка?
Принцесса принялась осыпать дочь поцелуями.
– Послушай, – заговорила она скороговоркой, будто боялась, что не успеет сказать, что-то важного. – Я знаю, что значит любовь! Мой благородный, любимый супруг, – я уверенна, он меня слышит, – должно быть сейчас улыбается с небес счастливой улыбкой. Я тебя люблю даже больше, чем любила Невера. Потому что в чувстве к тебе смешались две любви: любовь женщины (в тебе есть частица Невера), – и любовь матери; – ты моя единственная надежда, мое спасение. А потому ради того, чтобы ты любила меня, я готова полюбить твоего Анри. Ведь если я его не полюблю, ты перестанешь любить меня. Я это поняла из твоего дневника. Словом, я открываю ему объятия. Отныне я буду, как мать, любить Лагардера!
Внезапно принцесса встрепенулась. Ее взгляд упал на донью Круц. Гитана вышла через дверь, у которой стояла кушетка, в соседнюю комнату.
– Значит, вы открываете ему объятия, матушка? – переспросила Аврора.
Принцесса молчала, но сердце ее лихорадочно колотилось. Аврора вырвалась из ее объятий.
– Я уже поняла, что вы не умеете лгать! – воскликнула она. – Раз вы молчите, значит не уверены в том, что он жив.
Принцесса тяжело опустилась в кресло и прежде, чем собралась с духом ответить, на пороге соседней комнаты появилась донья Круц. На ней был плащ и шляпа с вуалью.
– Ты мне доверяешь, сестрица? – обратилась она к Авроре младшей. – Ты отважно, но после болезни еще очень слаба. Я сделаю вместо тебя все, что хочешь сделать ты, – и повернувшись к госпоже Гонзаго, добавила.
– прошу вас, прикажите запрягать, ваше высочество.
– Куда же ты, сестрица? – озабоченно спросила Аврора.
– Госпожа принцесса скажет, – с решимостью ответила гитана, – куда я должна поехать, чтобы его спасти!
Глава 6. Приговоренный к смерти
Донья Круц ждала у дверей. Мать и дочь стояли друг к другу лицом. Принцесса велела запрягать.
– Аврора, сказала она. – Вот уж не думала, что твоя подруга станет мне давать советы. Впрочем, она заботится о тебе, и потому я на нее не сержусь. Однако, почему эта девушка решила, что я хочу продлить сон твоего разума с тем, чтобы помешать тебе действовать?
Донья Круц невольно к ним приблизилась.
– Вчера, – продолжала принцесса, – я была для этого человека врагом, потому что он отнял у меня дочь, и потому что я полагала, будто Невер погиб от его руки.
При этих словах Аврора де Невер встрепенулась и напряглась, но ее взгляд оставался устремленным в пол. Она так побледнела, что мать сделала к ней шаг, чтобы ее поддержать.
Аврора сказала:
– Продолжайте, сударыня, я слушаю. По вашему лицу и голосу можно догадаться, что вы уже распознали клевету.
– Я прочитала твой дневник, девочка, – ответила принцесса. – Это убедительная оправдательная речь. Человек, в течение двадцати лет, оберегавший в чистоте и добродетели девушку, жившую под его крышей, не может быть злодеем. Человек, возвративший мне дочь такою, какою я не могла ее вообразить даже в самых радужных материнских мечтах, должен иметь незапятнанную совесть.
– Благодарю вас за него, матушка. А других доказательств у вас нет?
– Есть еще свидетельства одной достойной женщины и ее внука. Анри де Лагардер…
– Мой законный муж, матушка.
– Твой муж, девочка, – сказала принцесса, понизив голос. – Не воевал против Невера, а защищал его.
Аврора кинулась на шею матери и, отбросив свою недавнюю настороженность, покрыла ее лицо поцелуями.
– Твоя нежность адресована ему! – с грустной улыбкой промолвила госпожа Гонзаго.
– Нет, тебе! – воскликнула Аврора, поднося к губам материнские руки. – Тебе, которую после стольких лет разлуки я наконец опять обрела, дорогая мама, тебе, которую я люблю, тебе, которую и он будет любить и почитать! Ты что-то уже успела сделать в его защиту?
– Сегодня утром, пока ты спала, я отправила регенту письмо, из которого явствует, что Лагардер не виновен, – ответила принцесса.
– О, благодарю! Благодарю тебя! – воскликнула Аврора. – Но почему же Лагардера до сих пор не освободили? Иначе он был бы здесь.
Принцесса кивком подозвала Флору.
– Я прощаю твою бестактность, девочка, – сказала она, целуя гитану в лоб. – Карета готова. Поезжай в Пале-Рояль и привези ответ на вопрос моей дочери. Давай, милая, поскорее возвращайся. Мы будем тебя ждать.
Донья Круц стремглав выбежала из комнаты.
– Ну что, доченька, – спросила принцесса у Авроры, подводя ее к дивану, – как по твоему, удалось мне усмирить в себе гордыню светской дамы, ту, которую ты в своих записках осудила еще до того, как со мной встретилась? Достаточно ли я сговорчива и послушна, выполняя волю мадемуазель де Невер?
– Вы так добры, матушка, – начала Аврора.
Они присели.
Госпожа Гонзаго перебила:
– Я тебя люблю, и этим все сказано, – заключила она. – Еще недавно я тревожилась и боялась за тебя. Но теперь мои страхи исчезли. Я, наконец, поняла, как нужно действовать.
– И как же? – с улыбкой поинтересовалась девушка. Принцесса немного помолчала и потом ответила:
– Просто я должна его полюбить, и тогда ты будешь любить меня.
Аврора порывисто обняла мать.
Донья Круц пересекла гостиную покоев госпожи де Гонзаго и вышла в переднюю. Здесь до ее слуха донесся шум голосов. За закрытой входной дверью разыгрался какой-то скандал: на лестничной площадке шел громкий спор. Мужской голос, показавшийся донье Круц знакомым, кричал, адресуясь к лакеям и горничным принцессы. Те, собравшись кучей, создали неприступный бастион перед дверьми, ведущими в святилище их госпожи.
– Нельзя! Вы пьяны! – кричали лакеи – мужчины, а камеристки, срываясь на пронзительный визг, прибавляли:
– У вас на сапогах штукатурка, а в волосах солома. Разве можно в таком виде являться к ее светлости?
– Ах, вы лопухи безмозглые! – горячился непрошеный визитер. – Штукатурка, солома… Вам невдомек, откуда я пришел. Если бы вы это знали, то не стали бы обращать внимания на такие пустяки!
– Из какого-нибудь захудалого кабачка! – басили лакеи.
– Или сбежали из полицейского участка, – вторили горничные.
Донья Круц остановилась и стала прислушиваться.
– Вот хамское отродье! – возмущался голос. – Ступайте, доложите хозяйке, что приехал ее кузен маркиз де Шаверни и просит его немедленно принять по неотложному делу!
– Шаверни! – в изумлении повторила донья Круц. На какое-то время крик на площадке прекратился. Слуги совещались. Они, наконец, не смотря на странный вид посетителя, узнали в нем маркиза де Шаверни. Каждому из находившихся в доме было известно, что маркиз де Шаверни – кузен Гонзаго.
