10. Побег стрелка Шарпа. 11. Ярость стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл
– Лягушатникам не терпится сдохнуть! – прокричал Браун. – Так давайте, ребята, окажем им такую услугу! Такая у нас обязанность перед Господом.
И тут из-за развалин часовни вылетел эскадрон германских гусар. В серых бриджах, синих мундирах и блестящих касках, они летели двумя плотными шеренгами, сапог к сапогу, держа сабли внизу, и, обогнув каре Брауна, перешли на галоп. Драгун было больше, но гусар это не остановило, и они с ходу врубились в неприятельский строй. Сталь ударилась о сталь. Драгуны, еще не успевшие набрать скорость, оказались неготовыми к удару и, не выдержав напора, качнулись назад. Там упала лошадь, здесь свалился с рассеченным лицом драгун. Какой-то гусар отъехал к каре с торчащей из живота саблей, рухнул шагах в пятидесяти от строя, а его конь, освободившись от седока, понесся назад, туда, где люди, животные и пыль смешались в беспорядочной, ожесточенной рубке. Гусары, смяв первую линию драгун, отвернули, французы устремились за ними, и тут труба бросила вперед вторую шеренгу германцев, и драгуны снова не устояли. Тем временем первые перестроились, причем оставшаяся без наездника лошадь тоже заняла свое место. Сержант и двое солдат из «Святых» оттащили раненого гусара в каре. Бедняга умирал и, вцепившись взглядом в Брауна, бормотал что-то по-немецки.
– Да вытащите же чертову саблю! – бросил майор батальонному врачу.
– Он умрет, сэр.
– А если не вытаскивать?
– Тоже умрет.
– Тогда хотя бы помолитесь за его душу!
Гусары вернулись. Драгуны отступили, оставив на поле боя шестерых. Возможно, численное преимущество осталось за ними, но германцев прикрывала красномундирная пехота, а потому французский командир, не желая подставляться под залповый огонь, счел за лучшее уйти с холма и подождать подкрепления.
Браун тоже ждал. Издалека, с севера, до него долетали звуки мушкетной пальбы. Стреляли залпами, но там шел другой бой, и майор не стал прислушиваться. Ему приказали удерживать холм, а поскольку Браун был человеком упрямым, то и остался на нем под блеклым небом и ветром, пахнущим морем. Командир германских гусар, капитан, спешившись, попросил разрешения войти в каре.
– Думаю, драгуны вас больше не побеспокоят, – сказал он, вежливо козырнув Брауну.
– Благодаря вам, капитан. Спасибо, выручили.
– Капитан Детмер, – представился немец.
– Жаль вашего парня. – Майор кивнул в сторону умирающего гусара.
Детмер печально вздохнул.
– Я знал его мать, – сказал он и снова повернулся к Брауну. – Сюда идет пехота. Я сам видел.
– Пехота?
– Да. И ее очень много.
– Давайте посмотрим. – Через минуту они подъехали к восточному склону холма, и майор Браун остановился, не веря своим глазам. – Господи!
Когда он в последний раз смотрел на пустошь, она представляла собой песчаную равнину, поросшую кое-где травой, с редкими соснами да кустами. Теперь все это огромное пространство затопила людская масса. Не было ни песка, ни травы – только синие мундиры с белыми ремнями крест-накрест. Батальон шел за батальоном, и «орлы» сияли в лучах утреннего солнца.
– Господи! – повторил Браун.
Одна половина французской армии двигалась в сторону соснового леса, скрывающего от них море. Другая же катилась к холму, на котором остался майор Браун со своими пятьюстами тридцатью шестью мушкетами.
Против него были тысячи.
Забравшись на самую высокую из ближайших дюн, Шарп развернул подзорную трубу в сторону Рио-Санкти-Петри. Он увидел спины стоящих на берегу французов и мушкетный дым у них над головами, но без подставки труба подрагивала, и рассмотреть детали не удавалось.
– Перкинс!
– Сэр?
– Подставь плечо. Хоть на что-то сгодишься.
Перкинс подставил плечо, и Шарп, пригнувшись, приник к окуляру. Теперь труба не дрожала, только лучше от этого не стало – французы стояли в три шеренги, и все, что было дальше, за ними, скрывал дым. Стреляли они регулярно, но редко. Всю цепь Шарп не видел – левый фланг прятался за дюнами, – однако было их там немало, по меньшей мере тысяча человек. Разглядев два «орла», он решил, что за дюнами никак не меньше двух батальонов.
– Не спешат, – заметил подошедший сзади Харпер.
– Не спешат, – согласился Шарп.
Французы вели батальонный огонь, при котором скорость задавали самые медлительные. Получалось едва ли три выстрела в минуту. Впрочем, им, похоже, хватало и этого – ответный огонь беспокоил их мало. Пройдя взглядом вдоль шеренги, Шарп насчитал всего лишь шесть тел – их оттащили в тыл, за строй, где разъезжали офицеры. Испанцев он слышал, а увидел всего лишь пару раз, когда в просветах дымовой завесы мелькнули голубые мундиры. От французов их отделяло добрых три сотни шагов. На таком расстоянии что стрелять, что плевать – результат почти один и тот же.
– Могли бы и подойти, – пробормотал Шарп.
– Разрешите взглянуть, сэр? – попросил Харпер.
Шарп хотел было ответить язвительной репликой, что это, мол, не его, Харпера, драка, но сдержался и молча отступил от служившего подставкой Перкинса. Повернувшись к морю, он посмотрел на крохотный островок, увенчанный развалинами старинной крепости. За линией прибоя покачивались на волнах с десяток рыбацких лодок. Рыбаки тоже наблюдали за сражением, а из Сан-Фернандо к берегу стекались привлеченные перестрелкой зрители. Можно было не сомневаться, что скоро к ним подтянутся и зеваки из Кадиса.
Шарп забрал у Харпера подзорную трубу и, сложив ее, дотронулся до маленькой медной таблички, врезанной в футляр из орехового дерева. Надпись на ней гласила: «С благодарностью, А. У.».
Вспомнилось брошенное вскользь замечание Генри Уэлсли насчет того, что этот прекрасный инструмент работы лондонского мастера Мэтью Берга был не столько щедрым подарком, как считал Шарп,
