Анджей Збых - Ставка больше, чем жизнь
— Ты любишь соперничать с мужчинами? — спросил. Клос, лишь бы что-то сказать Ганне.
— Конечно. С удовольствием, например, с тобой, — ответила Ганна Бесель.
— Да, но мы с тобой — на одной стороне, — возразил Клос, едва сдерживая волнение. — Давно ты работаешь в разведке? — уже спокойно спросил он.
— Такие вопросы задавать не следовало бы, но я могу тебе ответить: с тридцать восьмого. — Она громко рассмеялась: — Уверена, что больше, чем ты. В тридцать восьмом приехала в Германию. Я немка из Аргентины, оттуда и мое знание языков…
— Ну и как, пригодились?
— Конечно. У меня исключительные способности к иностранным языкам, мой дорогой Ганс. Я владею даже польским.
Клос подумал, что без знания польского языка ей трудно было бы выполнить задание Лангнера. Вместе с тем это обстоятельство значительно усложняет его задачу. В обстановке подпольной борьбы с оккупантами он должен будет найти путь, ведущий к английскому агенту Конраду, обезвредить немецкого агента Плюша — и сделать это быстро, чтобы разрушить планы абвера…
Поезд замедлил ход. Клос отодвинул занавеску и вместо города увидел нагромождение развалин, освещенных луной. Он прильнул к окну, чтобы Ганна не могла видеть его лица, так как не был уверен в том, что его не выдаст неосторожное движение губ и выражение лица…
— Что это? — спросила Ганна Бесель.
— Варшава.
— Ах да! — воскликнула майор Бесель. — Это же бывшая столица Польши, которая теперь навсегда останется германской провинцией. Как ты думаешь, Ганс, долго ли мы простоим здесь?
— Надеюсь, что нет, — ответил Клос, и на этот раз совершенно искренне.
2
На вокзале у Клоса предстояла встреча. И здесь он опять допустил ошибку… Впрочем, через несколько минут допустил еще одну — недооценил сообразительность и бдительность «провинциальной Мата Хари».
Матей должен был ожидать его на перроне. Клос послал ему из Берлина открытку, в которой заранее условленным кодом сообщил дату и время прибытия поезда в Варшаву. Однако перрон, к сожалению, был пуст. Но все обошлось благополучно: буквально тут же появился Матей в черном пальто и такой же шляпе.
Клос держал во рту незажженную сигарету, и Матей очень услужливо, даже слишком услужливо, подскочил к нему и протянул зажигалку. Они находились рядом буквально каких-нибудь две секунды.
— Еду в Лиско-Здруй, — тихо сказал Клос. — Жду тебя послезавтра. Речь идет об установлении контакта с Конрадом. Точно я не знаю, кто он…
Матей не торопясь направился вдоль состава.
Клос возвратился к своему вагону, около которого суетился грузный, широкоплечий господин в тирольской шляпе. Обливаясь потом, он тащил увесистые чемоданы, выкрикивая какие-то немецкие ругательства.
— Даже носильщиков нет в этой проклятой Варшаве! — ворчал толстяк.
Клос помог ему внести вещи в купе и таким образом завязал знакомство с господином Гебхардтом, который, как оказалось позже, также ехал в Лиско-Здруй.
Поезд тронулся. Клос, оставаясь в тамбуре вагона, мог еще видеть край аллеи Третьего Мая, а потом уже с моста бросил прощальный взгляд на Вислу и на предместье Варшавы — Прагу.
— Однако же увлекла тебя эта Варшава! — услышал он за своей спиной. Мгновенно повернулся: Ганна Бесель уже в который раз преподносит ему сюрприз!
— Когда-то я провел здесь месяца два.
— Как видно, поляки — любезный народ, — съехидничала майор Бесель. — Стоит только выйти на перрон, как кто-то услужливо дает прикурить немецкому офицеру.
— Может быть, он немец, — равнодушно ответил Клос. — Ты не очень наблюдательна.
— Может быть… А теперь не забудь: в Лиско-Здруе мы не знаем друг друга. Оба приезжаем в дом отдыха. Помни, что там каждую минуту может появиться их настоящий связной из Берлина. И чтобы не было недоразумений, повторяю еще раз: я беру на себя руководство всей операцией.
Клос ответил, что приказ есть приказ и он ему подчиняется. Ганна говорила еще что-то, но он больше ее не слушал. Они стояли в тамбуре вагона около дверей. «Стоит только передвинуть защелку на „Открыто“ — и… — промелькнуло в голове Клоса. — Если ее убрать сейчас, поверят ли, что это был несчастный случай? Может быть, поверят… Огромный риск, но при удаче наверняка еще одна провокация абвера провалится в самом начале». Решил. Передвинул защелку на «Открыто» в уверенности, что Бесель не заметила быстрого движения его руки…
— Мы должны быть осторожными, Ганс, — промолвила Ганна, — ибо каждая ошибка может нам дорого стоить. — Она отошла от двери, а потом быстро переставила защелку на «Закрыто».
«Интуиция? Предчувствие? А может быть, подозрение», — не переставал мучительно думать Клос, когда возвратился в купе. Здесь уже разместился со своими чемоданами господин Гебхардт, Он жаловался на то, что железнодорожники в Берлине ввели его в заблуждение и поэтому он вынужден был ехать до этого проклятого Лиско-Здруя с пересадкой в Варшаве. Впрочем, нужно ли ему вообще проводить свой отпуск на территории генерал-губернаторства? Он удивляется, как мог на это согласиться. Он, высокопоставленный чиновник, советник министерства пропаганды рейха, мог бы выехать куда-нибудь в горы или даже на французское побережье, а вместо этого едет в какой-то Лиско-Здруй. Может быть, его потянули в эти места военные воспоминания? Он хорошо помнит то время, когда участвовал в блицкриге тридцать девятого года и часть этой кампании провел около Лиско-Здруя. Это было незабываемое время настоящих мужских переживаний. Да, действительно незабываемое… Обрушив на них лавину слов, Гебхардт достал из чемодана бутылку французского коньяка и металлические стопочки. Вскоре они медленно тянули ароматный напиток, а Гебхардт все рассказывал и рассказывал о себе, даже о том, что на вокзале в Лиско-Здруе его будет ожидать машина одного высокопоставленного господина.
— Это мой близкий приятель, — продолжал Гебхардт, — и порядочный немец, который имеет теперь друзей в каждой оккупированной стране. — Он громко рассмеялся: — Поедете вместе со мной и увидите, какой я гонщик. Это мое увлечение.
Автомашина действительно ждала Гебхардта. Толстяк сел за руль. Ехали с вокзала по широкому шоссе, обсаженному деревьями, потом внезапно открылся небольшой городок в долине среди отлогих гор, покрытых густым лесом. На полях виднелись стога, а жнивье, тянувшееся до самых склонов гор, напоминало о наступающей осени. Проехали извилистые улочки, застроенные одноэтажными деревянными домиками, уже глубоко осевшими в землю и открыто показывающими свою ветхость.
