Анджей Збых - Ставка больше, чем жизнь
И только грохот проследовавшего и уже приближавшегося к переезду эшелона «Е-19», который она должна была задержать, вывел ее из оцепенения.
— Ганс, — произнесла она с удивлением, — я не понимаю…
Он посмотрел на часы… И в этот момент раздался оглушительный взрыв. Земля содрогнулась. Через выбитые стекла в помещение ворвался порывистый ветер, взметнул вверх разложенные на столе бумаги.
— Слушай внимательно, — долетел до нее как бы через слой ваты голос Клоса. — Теперь у нас нет другого выхода, надо уходить. Я укрою тебя в надежном месте, там переживешь войну. Поверь, я очень люблю тебя, потом все объясню.
— Стреляй! — услышала она свой голос. — Почему не стреляешь?.. Ты хочешь предложить мне сотрудничество? Потребуешь, чтобы я вместе с тобой взрывала немецкие поезда, убивала немецких солдат? Кто ты такой? Как твое настоящее имя? Ты не немец…
— Теперь это не имеет значения. Я люблю тебя и хочу спасти твою жизнь. Если ты останешься, Бруннер ликвидирует тебя как агента вражеской разведки и я не смогу тебе помочь.
— Бруннер убийца, грабитель и подлец, но он немец… Трус, ты даже не можешь застрелить меня! Ненавижу, слышишь, ненавижу тебя! — крикнула девушка и, рыдая, бросилась в его объятия.
«К Бартеку! — лихорадочно думал Клос. — Мы должны добраться к Бартеку». Он постарался вспомнить, не оставил ли в своей квартире чего-нибудь такого, что могло бы подвергнуть его людей опасности. Кажется, нет, он всегда был осторожен. И тут в голове мелькнула мысль, что наконец-то он перестанет быть Гансом Клосом. Он почувствовал облегчение.
Прижавшаяся к нему Эдит вдруг ощутила под рукой что-то холодное. Это ее отрезвило. Она выхватила пистолет из кобуры и отскочила на два шага. Подняла руку, целясь в Клоса, но рука ее дрогнула, и пистолет упал на пол. Она не могла выстрелить в него.
— Беги! — крикнула девушка. — Беги один! — И резко отвернулась, как будто предчувствуя, что в дверях появится штурмбаннфюрер Бруннер. — Хорошо, Бруннер, что ты пришел. Я хотела тебе сказать, что твои подозрения меня не касаются. Ты же ответишь за убийство той женщины и ребенка. А ты, Ганс… — повернула она голову в его сторону, но не успела больше ничего сказать.
Раздался выстрел Бруннера. Гестаповец хладнокровно вложил пистолет в кобуру.
— Она не передала приказ о задержании воинского эшелона «Е-19», и партизаны пустили его под откос. Она действительно работала на вражескую разведку…
Клос подошел к бездыханной Эдит и накрыл ее плащом.
XIV. Двойной нельсон
1
Клос открыл окно. Дым ворвался в купе вагона, занавеска от ветра взметнулась вверх, лежавшие на столике газеты и сигареты слетели на пол. Плотная пелена дыма закрыла все вокруг, и Клос не видел ничего, кроме сигнальных огней да неясных контуров каких-то строений.
Он посмотрел на девушку, сидевшую напротив. В скромном коричневом платье она выглядела значительно элегантнее, чем в мундире. Клос почувствовал на себе ее пристальный взгляд и подумал, что допустил уже вторую ошибку за те два часа, что провел вместе с ней в купе вагона скорого поезда, следующего из Берлина через Познань, Варшаву и далее на Люблин и Львов, пересекая с севера на юг оккупированную Польшу.
Первую ошибку Клос совершил буквально через две минуты после того, как поезд отошел от Берлинского вокзала. Он стоял перед окном и вдруг увидел лучи прожекторов, перекрещивающиеся в небе, а потом услышал грохот взорвавшихся бомб. Поезд тронулся, стремясь быстрее вырваться из огненного кольца. Клос упивался этим зрелищем, на мгновение забыв о присутствии девушки, которая внимательно наблюдала за выражением его лица.
Заметила ли она его радость? Неужели ей удалось то, что не удавалось до этого никому, — застать врасплох Ганса Клоса, когда он, расслабившись на миг, потерял над собою контроль? А ведь он всегда, в любой ситуации владел собой, ни на минуту не забывая, кто он. Она ничего не сказала, но… Ганна Бесель — небезопасный противник. Она не просто миловидная девушка, с которой приятно путешествовать в одном купе, а офицер немецкой разведки. Она его враг, хитрый и опытный, может быть, даже один из наиболее опасных противников, с которым ему, Клосу, приходилось до этого встречаться.
Ганна Бесель сидела непринужденно и курила, мастерски пуская кольца ароматного дыма.
— Тебе душно, Ганс? — спросила она Клоса. — Если хочешь, можешь открыть окно.
— Нет, благодарю тебя… Послушай, Ганна…
— Снова! — с досадой прервала она Клоса. — Ты забываешь, что я теперь не Ганна, а Ева.
«Входит в роль», — подумал Клос и вспомнил о настоящей Еве, замученной в берлинском гестапо. Той, настоящей Евы он почти не знал — видел ее однажды в коридоре военного министерства в Берлине и не предполагал, что она… Он понял это позднее, когда увидел ее вечером около портрета Фридриха Великого, висящего в коридоре, недалеко от двери, ведущей в интендантство, где господствовал полковник Люфт. Ева Фромм работала у Люфта секретаршей по рекомендации СД и была допущена к секретным документам. Маленькая, неприметная, ничего собой не представляющая, она сидела часами, склонясь над пишущей машинкой, не поднимая глаз даже тогда, когда кто-то входил в приемную полковника Люфта. Клос даже не помнил ее лица…
В тот вечер он засиделся допоздна над составлением каких-то списков. Закончив работу, Клос приоткрыл дверь, ведущую в коридор, увидел Еву, стоящую около портрета… Спустившись через несколько минут вниз, увидел ее снова. Двое верзил, обязанности которых он хорошо знал, держали Еву под руки. Когда они грубо вталкивали ее в машину, она была бледная, перепуганная насмерть. Невдалеке стояла другая машина. Около водителя сидела молодая женщина в мундире. Клос не знал тогда, что ее имя Ганна Бесель.
О дальнейшей судьбе Евы он узнал только через два дня. Будучи вызванным к полковнику Лангнеру, одному из заместителей адмирала Канариса, Клос застал в его кабинете Ганну Бесель и капитана Больдта, которого хорошо знал по совместной работе в отделе «Восток» абвера.
— Это капитан Клос, — сказал Лангнер, обращаясь к Ганне Бесель. — Он один из наших наиболее способных офицеров. Поэтому я выделил его в ваше распоряжение, майор, на время этой весьма сложной операции.
Клос молчал. Он знал, что прусские офицеры, а Лангнер был пруссаком, не любят, когда подчиненные задают им вопросы. Они должны уметь молча слушать, что им говорят, время от времени напоминая о своем присутствии и беспрекословном повиновении коротким и звучным: «Так точно».
