Понсон дю Террайль - Сокровище гугенотов
Анна, думая это, высунулась из окна и кинула взор на палубу. У руля стояла одинокая высокая фигура. Герцогиня пригляделась и узнала в ней Гастона.
«Вот мое орудие!» — с торжеством подумала она и, накинув на плечи плащ, осторожно вышла из каюты.
Действительно, у руля стоял Гастон. Весь вечер его неотступно преследовал образ прекрасной герцогини, и юноше все более и более хотелось стяжать ее любовь, тогда как воображение подсказывало, что тут нет ничего невозможного. Он ведь молод, красив, пылок, и хотя происходит из незнатного дворянства, но и герцогиня Анна тоже до сих пор выказывала не особенно щепетильную разборчивость. И чем больше думал и мечтал юноша, тем больше опьянялся мечтой.
В таком настроении застал его Ноэ, явившийся сменить рулевого и поставить на этот важный пост Гастона. При этом граф сказал юноше:
— Около трех часов утра мы прибудем в Ансени. Когда ты издали увидишь очертания города, то позовешь меня!
— Хорошо, — ответил Гастон.
— Но еще до этого ты увидишь на левом берегу мельницу. Постарайся провести шаланду как можно дальше от левого берега, потому что в этом месте летом начали постройку плотины, выворотили со дна реки массу громадных камней, да так и оставили пока. Если шаланда напорется на эти камни, то пойдет ко дну.
— Хорошо, я буду настороже, — ответил Гастон. Ноэ ушел, а юноша опять погрузился в свои мечты. «В самом деле, почему герцогине и не полюбить меня, — думал он. — Ведь любила же она
Лагира и Рауля… А c& я по крайней мере не предам ее так подло, как это сделал Рауль! Нет, отдал бы ей за любовь и тело, и душу и последовал бы за нею на край света!»
В то время как он думал так, на палубе послышался легкий шум осторожных шагов. Гастон обернулся и чуть было не крикнул от изумления: перед ним была героиня его грез! Но Анна успела зажать ему рот рукой и поспешно сказала:
— Тсс! Меня измучила бессонница, и я вышла подышать свежим воздухом.
Сердце Гастона сильно забилось. Анна Лотарингская уселась на сверток каната около руля и продолжала:
— Вы уже давно стоите у руля, мсье Гастон?
— Около часа, герцогиня.
— А вы только один стоите на страже?
— Да, герцогиня, мы все сторожим по очереди.
— Почему вы с таким напряжением всматриваетесь вперед?
— Я стараюсь вовремя заметить мельницу.
— Какую мельницу? Гастон рассказал герцогине то, что ему сообщил Ноэ.
— Вы умеете плавать?
— Как рыба, герцогиня!
Адская мысль промелькнула в голове герцогини. Если шаланда потерпит крушение, бочки с золотом пойдут на дно; потом можно будет достать их оттуда, а если даже и нет, то, во всяком случае, и гугеноты их тоже не достанут… Значит, авария будет весьма на руку.
— Ах, боже мой! Следите же хорошенько! — с хорошо разыгранным испугом сказала она Гастону. — Если мы потерпим крушение…
Юноша окинул ее взглядом, полным любви и беззаветного восхищения, и затем сказал:
— Не бойтесь ничего, герцогиня, что бы ни случилось, я спасу вас!
Анна подошла вплотную к юноше и ласково многозначительно спросила:
— Бывали ли вы когда-нибудь в Париже, мсье?
— Никогда в жизни!
— Боже мой! Значит, вы не имеете понятия о жизни двора?
— Увы! Нет.
— Но ведь только там и может сделать карьеру такой красивый и храбрый дворянин, как вы. Гастон вздрогнул.
— И только там он может… быть любимым… по — настоящему!
— совсем тихо прибавила герцогиня.
Гастон страстно взглянул на Анну: она была хороша, как демон искушения!
XXIV
Расставшись с герцогиней, Генрих Наваррский сначала вышел на палубу шаланды. Ноэ, Рауль и Лагир все еще были там. Лагир сказал:
— Нет, невозможно, чтобы герцогиня полюбила наваррского короля!
— Но женщины капризны! прибавил Рауль.
— Поживем — увидим! — покачав головой, буркнул Ноэ. — Друзья мои, — сказал Генрих, подошедший в это время, — Ноэ произнес золотые слова: «Поживем — увидим!». Но, чтобы жить, надо есть и спасть. Поэтому, так как вы поужинали, я рекомендую вам отправиться спать.
Лагир и Рауль откланялись и ушли, а Ноэ остался с Генрихом. Последний сказал ему:
— Ты держишь слишком много пари, друг мой Ноэ!
— Почему, государь?
— Потому что ты можешь проиграть их!
— Как? Вы, ваше величество, думаете.
— Я думаю только об одном: как бы доставить в целости наши бочки с золотом!
— А в ожидании этого точите лясы с герцогиней?
— Надо же убить как-нибудь время! А кроме того, моя кузина уж очень хороша!
— Красива и лицемерна!
— Так что же! Око за око… Но я хочу во что бы то ни стало добиться любви герцогини!
— Да сами-то вы не полюбите ее?
— Друг мой, если бы я стал любить всех женщин, которые в меня влюблены, у меня не осталось бы времени больше ни на что!
— В добрый час!
— Но я хочу, чтобы герцогиня любила меня хоть один только час. Это не каприз, это вполне входит в мои политические расчеты… Ты поражен, широко открываешь глаза? Ну, так слушай же внимательно! Сколько бы времени ни любила меня герцогиня, остаток своих дней она будет смертельно ненавидеть меня. Наши семьи слишком сталкиваются в интересах, чтобы эта ненависть могла когда-нибудь совершенно заглохнуть. Поэтому, когда любовь стихнет, ненависть проснется с новой силой. Но ненависть, опирающаяся на оскорбленное самолюбие, полна слабости и нерешительности. Герцогиня Анна будет ненавидеть наваррского короля еще больше, чем прежде, но у нее уже не будет той твердости руки, той уверенности взгляда, как прежде. Понимаешь ли ты? Встретясь со мною в бою, она станет бледнеть и краснеть, думая: «Я была его рабыней… игрушкой его каприза… его узницей», — и… Но неужели ты все еще не понимаешь?
— Как вам сказать? — ответил Ноэ. — Я порядочный невежда в вопросах политики и еще более — в тайнах женского сердца. Поэтому единственное, что я понимаю здесь…
— Ну, что?
— Вы позволите дать мне вам добрый совет?
— Говори!
— Мы отвезем герцогиню в Наварру, ведь так? Ну так я вспомнил, что у нас в По есть башня, стены которой имеют в толщину двенадцать футов, а двери покрыты тройной броней…
— Ну, дальше что?
— Вот я и запер бы туда герцогиню Анну, а сам написал бы лотарингским братцам и поставил бы им кое-какие условия…
— Что же, может быть, твой совет и пригодится, — сказал Генрих и отвернулся от Ноэ.
Постояв еще несколько минут на палубе, он спустился во вторую каюту, которая была отведена сиру де Мальвену с Бертой.
Старик скоро заснул, а Генрих с Бертой продолжали сидеть, ведя нежный, оживленный разговор. Генрих держал в своих руках крошечные руки Берты, которая дрожала от пугливого волнения и не смела поднять взор на красивого дворянина, своего спасителя и короля, как она знала теперь.
