Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
В эту минуту огонь вспыхнул сильнее. Несчастный Видаль предстал перед англичанами, как ужасный ночной кошмар.
– Черт побери! – воскликнул англичанин.
– Черт побери! – эхом отозвались его солдаты.
Французы в такой ситуации кричат «Mon Dieu!». Обнажив сабли, англичане сомкнули ряд. Один из них, с нашивками сержанта, улыбаясь, хлопнул меня по плечу и сказал:
– Сражайся за себя, лягушатник.
Ах, как здорово снова сидеть на коне и держать оружие в руках! Я взмахнул саблей и закричал от радости. Главарь разбойников с отвратительной ухмылкой приблизился к моему спасителю.
– Ваше сиятельство должны были бы учесть, что этот француз является нашим пленником.
– Ты подлый негодяй, – замахнулся на него саблей англичанин. – Позор иметь таких союзников, как вы. Клянусь честью, если бы лорд Веллингтон{60} прислушался ко мне, то висеть бы тебе на ближайшем дереве!
– Но мой пленник? – слащаво спросил разбойник.
– Он отправится с нами в наш лагерь.
– Лишь одно слово по секрету, пока вы не забрали его.
Главарь бандитов приблизился к молодому офицеру и быстро, как молния, выстрелил мне в лицо. Пуля скользнула по волосам и пробила сквозную дыру в кивере. Увидев, что промахнулся, разбойник поднял пистолет и собрался запустить им в меня. В это время английский сержант одним мастерским ударом почти отрубил ему голову. Кровь главаря еще не успела достичь земли, а с губ неслись последние проклятия, когда вся банда набросилась на нас. Но мы пришпорили коней и, энергично размахивая саблями, прорвались сквозь толпу и поскакали по извилистой тропе, которая вела в долину.
Мы не смели остановиться, пока лощина не осталась далеко позади. И только тогда в открытом поле мы решили посмотреть, что с нашим отрядом. Несмотря на ранение и усталость, меня распирала радость от того, что я, Этьен Жерар, заставил этих разбойников запомнить меня надолго. Клянусь всем святым, впредь они хорошенько подумают, прежде чем осмелятся снова напасть на французского гусара. Я был настолько увлечен своими мыслями, что произнес перед бравыми англичанами небольшую речь. Я рассказал им, какого человека им посчастливилось спасти. Я говорил о славе, о дружелюбии храбрецов. Но офицер прервал меня:
– Все в порядке, – сказал он. – Раненые имеются, сержант?
– Ранена в ногу лошадь солдата Джонса.
– Пусть солдат Джонс едет с нами. Сержант Холлидэй с солдатами Смитом и Харвэем, поворачивайте направо, пока не встретите патрули германских гусар.
Таким образом, трое английских солдат, звеня сбруей, отправились в сторону, а молодой офицер и я, в сопровождении солдата на раненой лошади, который ехал позади на почтительном расстоянии, поехали прямо в сторону английского лагеря. Очень скоро мы нашли общий язык, так как сразу же почувствовали взаимную симпатию. Храбрый молодой офицер принадлежал к знатному роду. Лорд Веллингтон послал его в разведку, разузнать, не собираются ли французские войска наступать через горы. В такой бродячей жизни, как моя, есть положительный момент: можно приобрести необходимый опыт, чтобы человека светского можно было отличить от остальных. Вот мне не приходилось, к примеру, встретить француза, сумевшего правильно произнести какой‑нибудь английский титул. Если б я столько не повидал, то не смог быть уверенным, что этого молодого человека звали его светлость достопочтенный милорд сэр Рассел Барт. Последнее слово обозначает знатность рода, точнее – баронет. Поэтому я обращался к нему «Барт» так, как испанцы произносят «дон».
Луна разливала свет у нас над головой. Мы любовались красотой испанской ночи и беседовали откровенно, как братья. Оба мы были одного возраста, служили в кавалерии. Его полк назывался Шестнадцатый драгунский. Наши надежды и стремления совпадали. Мне никогда не доводилось ни с кем сойтись так быстро, как с Бартом. Он рассказал мне о девушке, в которую был влюблен, и назвал ее имя. Я же в ответ поделился своими сердечными делами, вспомнил о малютке Корали из Оперы. Он показал мне локон, а я ему – подвязку. Затем мы чуть было не поссорились из‑за гусар и драгун. Барт невероятно гордился своим полком. Вам стоило видеть, как он скривился и схватился за саблю, когда я пожелал его полку никогда не стать на пути у Третьего гусарского. Потом он стал объяснять, что англичане называют спортом, поведал мне, сколько денег потерял, поставив на бойцовского петуха или на кулачного бойца. Я был вне себя от изумления от его азартности: Барт был готов на серьезный спор по любому поводу. Когда я случайно увидел падающую звезду, он тут же предложил заключить пари на двадцать пять франков, утверждая, что увидит падающих звезд больше меня. Барт успокоился лишь после того, как я сообщил, что мой кошелек остался у разбойников. Так мы мирно переговаривались, пока не начала заниматься заря, и тут мы вдруг услышали где‑то впереди громкий залп из мушкетов{61}. Местность была скалистая, ничего не видно, и я предположил, что началось генеральное сражение. Барт поддразнил меня, сказав, что это залп из английского лагеря, где солдаты по утрам, разряжая оружие, вставляют сухой запал.
– Еще миля – и мы у наших постов.
Я осмотрелся по сторонам и увидел, что во время дружеской беседы мы проехали довольно далеко. Драгун на раненой лошади отстал. Его не было видно. Нас окружали каменистые скалы. Кроме меня и Барта, вокруг не было ни единой живой души. Оба мы сидели верхом, оба вооружены. Я спросил себя: должен ли я скакать эту милю, чтобы попасть в лагерь англичан?
Нет, я хочу быть абсолютно искренним с вами, друзья. Вы не подумайте, будто я собрался поступить бесчестно по отношению к человеку, который спас меня от разбойников. Вам следует знать, что высшим долгом является долг офицера перед своими подчиненными. Кроме того, вы должны понять: война является игрой, в которую играют по правилам. Стоит эти правила нарушить, как наступает расплата. Если, к примеру, я дал слово, а потом решил бежать, то повел бы себя как последний негодяй. Но никто не требовал от меня слово. Понадеявшись на помощь драгуна на раненой лошади, Барт самоуверенно разрешил мне вести себя с ним на равных. Если бы он попал ко мне в руки, то я повел бы себя с ним столь же учтиво, но при этом не забыл бы забрать оружие и позаботился хотя бы об одном сопровождающем. Я остановил лошадь и объяснил, почему собираюсь его покинуть и не считаю свой поступок бесчестным.
Он раздумывал над моими словами несколько секунд, выкрикивая при этом те слова, что используют англичане, когда французы говорят: «Mon Dieu».
– Вы решили покинуть меня, не так ли? – спросил он.
– Если вы не убедите меня остаться.
