Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости
Белый пар, поднимавшийся над горой, казалось мне, происходил от действия первых солнечных лучей на землю, влажную от росы, но вскоре я убедился, что это были испарения, выходившие из расщелин в скалах. Проводники уверяли, что это постоянно можно видеть в продолжение дня.
Мы направились на восток; я шел впереди моего отряда.
Местность здесь постепенно возвышалась, как я уже сказал. Мы шли пешком. Вдруг проводники закричали, чтобы я не шел далее вперед, потому что слышанный ими подземный гул означал приближение духов. Уверенный, что они говорят это только от страха, я приказал им молчать или убираться домой.
После продолжительной ходьбы но бесплодной песчаной местности вдоль болота, я добрался до озера Куффа и присел отдохнуть на скале, более чем на двенадцать футов высоты над озером, которого я до того времени не мог заметить. Когда мои люди увидели, что я преспокойно сижу, они тоже приободрились и Приблизились ко мне. Дрожа от страха, они, однако, не побоялись подойти ко мне. Прошло несколько минут и они так освоились с мыслью о мнимой опасности, что стали обвинять кузуильских негров в трусости и, наконец, до того расхрабрились, что спустились за водою и плескались в ней. Однако они не могли не заметить, что эта вода совсем не похожа на речную и покрыта какою-то толстой корою, природы которой никак не могли понять. Еще полдень не наступил. Мы находились у подошвы скал на восточной оконечности холма, вышина которого в этом месте достигала трехсот футов; пространство с неровной поверхностью более чем на сажень выше озера и до трехсот футов в окружности представляло нам спокойное убежище для стоянки.
Негры устроили, как и в прошлую ночь, нечто вроде шалашей из плетенок или корзин и покрыли их своими передниками. Хотя и убежденные своими глазами, однако, они не могли еще совсем успокоиться; воображение рисовало им страшные вещи. Впрочем, затруднительное дыхание могло тревожить и не такие слабые мозги.
Немедленно приступил я к необходимым наблюдениям, чтобы определить положение нашей стоянки. Оно было на четвертом градусе восемнадцати минутах южной широты и на двадцать четвертом градусе сорока двух минутах восточной долготы, и в девятистах одиннадцати саженях над уровнем моря. Болото, граничившее на юге со скалистым холмом, на котором мы занимали восточную окраину, не простирается до этого места. Пространство между этим местом и горами, возвышающимися на юге, представляет ущелье шириною не более двадцати футов, откуда вытекает вода из Куффуа, вдруг расширяясь на расстояние трехсот футов от озера. Вода, смешанная с нефтью и с другими веществами, входит в болото, о котором выше сказано, и которое образовалось, вероятно, от слияния жидкостей, наполнявших промежуток, ограниченный с севера и юга высокими утесами.
Простирается болото в этом направлении не менее полумили.
Я заметил на горизонте востока белесоватую линию и, догадываясь, что это должно быть по ту сторону озера, приписывал этот цвет испарениям, выходящим из склонов гор. Поверхность озера была гладкая как зеркало. Никакой шум, никакой крик не возмущал печальную пустыню, окружавшую нас. Луна озаряла эти места, но ее тихое сияние не могло отражаться в водах Куффуа, подернутых корою, что еще более увеличивало зловещий вид всего окружающего.
Как только солнце взошло, я поспешил исследовать озеро. Кора, покрывающая его, образовалась густою массою, часть которой вытекает из гор, другая же часть поднимается со дна. Погрузив руки в воду, я нашел, что она очень холодна. Термометр показывал восемнадцать градусов в тени. Я опустил его на поверхность воды, — понизился до тринадцати градусов и семи двенадцатых. Потом я взял тростник, на конец которого привязал веревку в десять футов, а на другой конец привязал термометр, снабженный внизу свинцовым шаром. Я опустил его в воду и через четверть часа поднял: на нем значилось только десять градусов и десять двенадцатых.
Кора, облегавшая поверхность озера, была так густа, что и солнечные лучи не могли через нее проникнуть. Заметив, что в некоторых местах вода клокочет или вскипает, что, по-видимому, происходило от силы быстрого течения снизу наверх, отчего вода била ключом, я опустил термометр в один из этих водоворотов. Тогда ртуть опустилась до девяти градусов, это навело меня на мысль, что в этом месте непременно бьет подземный ключ.
Я приказал сбросить эту кору с некоторого пространства и кинул сети в это место, но рыбы никакой не оказалось в сетях, что меня нимало не удивило, потому что вода имела весьма неприятный запах, — ясное указание, что никакое животное существо не могло жить в ней».
Дувиль осмотрел потом горы, окружающие озеро Куффуа. Высота этих гор около ста пятидесяти саженей над уровнем океана. Их склон на южной стороне довольно крутой. Несколько отвесных утесов выдаются над озером и заграждают проход через него. Три речки вытекают из него: одна на восток, остальные две на запад; вода в них очень холодна, а на дне их — крупный песок с голышем. Длина озера, получающего свои воды с верхних источников, почти двадцать миль, но и в самых широких местах не имеет более десяти миль. В своей северной части оно уже далеко не так широко, как в южной, и чем дальше на север, тем все становится уже. В горах, его окружающих, наружный склон более отлог, чем внутренний. Их ширина у подошвы имеет около мили; ширина же вершины немного более третьей части мили. На самой вершине провал, не имеющий более восьми сажен глубины. Эти горы понижаются в разных пунктах. На склонах их встречаются трещины, из некоторых трещин выходят удушливые серные испарения. Нефть истекает в изобилии и без перерыва из множества трещин, которые находятся не выше одной сажени от воды. Обломки лавы, пемзы, агата доказывают вулканическое происхождение этих гор. Самое озеро образовалось, вероятно, вследствие обвала огромного вулкана. Впадины, из которых выходят удушливые испарения, покрыты серой. Отсюда произошло название Вонючих гор или Moulonnda gia caiba risoumba.
Француз Дувиль бесспорно из всех путешественников больше всех углубился в середину Южной Африки, и наверно можно сказать, что если бы Конго и Мозамбик на восточном берегу попались в руки англичанам или французам, то географические и этнографические науки гораздо более выиграли бы, и мы давно бы знали внутреннее устройство этих стран и племена их населяющие.
Давно уже Португалия, чтобы скрыть свою непростительную беспечность, уверяла, что ее путешественники открыли пути сообщения между обоими берегами, и что у них сохраняются превосходные описания их исследований, но в рукописях. Когда же заявляли желание видеть их, то лиссабонские ученые старались выпутаться лживым показанием, что правительство держит эти летописи в величайшей тайне, не желая возбуждать зависти других европейских держав, которые тоже захотят овладеть ими.
