Сергей Бортников - Восточная миссия (сборник)
Как позже напишет генерал-лейтенант Эрих фон Фалькенгайн, «для прорыва были отобраны особо испытанные части», в которые направили «офицеров, точно усвоивших на Западном фронте наиболее яркие из новых приемов войны». В месте предполагаемой атаки сосредоточили огромное количество артиллерии, в том числе тяжелой, и нового по тому времени оружия – минометов. Одних только снарядов завезли более миллиона. Таким образом, был обеспечен колоссальный перевес в живой силе и вооружении.
В 11-ю армию вошли Гвардейский 41-й сводный и 6-й австро-венгерский корпуса. Последний считался образцовым – он состоял только из мадьяр. В подчинение фельдмаршалу Августу фон Макензену передали также 10-й германский корпус и 4-ю австрийскую армию. Всего ударная группировка насчитывала 357 400 штыков и сабель, 1272 легких и 334 тяжелых орудия, 660 пулеметов и 96 минометов. Вспомогательные удары должны были наноситься на всем Восточном фронте 1-й австрийской армией, наступавшей на левом фланге и 3-й австрийской – на правом. Армиям, располагавшимся ниже, – 2-й австрийской и Южной, предписывалось сковывать силы русских на своих участках, а если будет замечен отход – атаковать.
Противостояла удару неприятеля 3-я армия царского генерала, болгарина по происхождению, Радко Дмитриевича Радко-Дмитриева. В ней было 219 тысяч бойцов, 675 легких и 4 тяжелых орудия, 600 пулеметов. Но путем концентрации войск на участке прорыва длиной около 35 километров немцы сумели достичь еще большего превосходства. На 1 км фронта у них приходилось 3600 солдат против 1700 русских, преимущество по пулеметам было в 2,5, по легкой артиллерии в 6, а по тяжелой – более чем в 40 раз.
К тому же у Радко-Дмитриева почти не оставалось боеприпасов, он даже установил лимит – по 10 выстрелов в день на батарею, тяжелых – 1–2 снаряда в день на орудие, пехоте – по 25 патронов на винтовку.
29 апреля Макензен отдал приказ о наступлении. В 21.15 началась мощнейшая артподготовка. Длилась она 13 часов, причем проходила в нескольких режимах. Вечером – непрерывный ливень снарядов, ночью – огонь периодический, с паузами для резки проволоки саперами. Рано утром артиллерия открыла шквальный огонь на поражение, а в 9.00 вдруг замолчала, и тогда – совершенно неожиданно для русских – с коротких дистанций заговорили минометы, накрывая окопы навесным огнем. Потом снова ударили пушки – фланкирующим огнем, наискосок, вдоль позиций, затем перенесли обстрел в глубину, и в 10.00 в атаку ринулась пехота, успевшая выдвинуться на расстояние 800 метров от русских позиций…
Несмотря на это, в течение первого дня наступавшие смогли овладеть лишь первой линией фортификационных сооружений.
При подходе ко второй опять разгорелся упорный бой. Русские продержались пять суток, сдерживая врага контратаками и пытаясь зацепиться на третьей, самой слабой линии обороны, но к вечеру 5 мая все же откатились назад. А вскоре их вообще отбросили за речку Вислок.
Генерал Иванов воспринял прорыв не как начало конца, а как досадную помеху основным планам. Поэтому приказал контратаковать и немедленно восстановить положение. В состав 3-й армии передали 24-й и 21-й корпуса Брусилова. А из резерва фронта к Радко-Дмитриеву спешно перебросили 3-й Кавказский корпус и несколько кавалерийских соединений.
Но было поздно.
До этого времени 3-й Кавказский корпус был расквартирован на большой территории, и чтобы быстрее перебросить его к месту прорыва, Николай Иудович распорядился отправлять войска частями. Поэтому они вступали в бой разрозненно и перелома в боевых действиях не добились.
Правда, начиная с 7 мая войска 3-й армии попытались контратаковать противника и на отдельных участках добились успеха. Так, на глазах отступающей пехоты, под бешеным огнем ринулся в конную атаку на врага 2-й кавалерийский корпус Хана Нахичеванского. Сам вид несущихся вперед всадников настолько воодушевил солдат, что они повернулись и, увлекая за собой даже раненых, вместе с конницей ударили по немцам, отбросив их назад к Вислоку. На другом участке, у деревни Ольховчик, 13-й германский полк наткнулся на выдвигаемый к фронту 12-й казачий полк. Казаки спешились, встретили врага огнем пулеметов и орудий, а затем пошли в рукопашную, обратив неприятеля в бегство.
Но в целом обстановка на фронте продолжала ухудшаться.
Положение усугублялось тем, что, отступая, Радко-Дмитриев потерял управление войсками. И вместо того, чтобы любыми силами наладить связь, стал сам разъезжать по фронту на машине и через адъютантов рассылать приказы тем, кого удавалось найти, – командирам полков, дивизий, минуя прямых начальников.
Начался хаос. Одни части уже не существовали, другие отступали, третьи еще держались, четвертые только выдвигались к бою.
К 11 мая положение стало угрожающим не только для 3-й армии. Прорыв углубился, и 4-я австрийская армия, продвигавшаяся на левом крыле ударной группировки вдоль Вислы, зашла во фланг 4-й русской армии. А правое крыло 11-й германской угрожало охватом фланга 8-й армии Брусилова. И Ставка дала команду на отход. 4-я армия отводилась на 50 км назад, на фронт Нове-Място – Сандомир, 3-я и 8-я – на линию реки Сан, 11-я – на Стрый, 9-я – к Днестру.
Отступление не для всех прошло гладко. В тяжелое положение угодила одна из самых лучших дивизий – 48-я генерала Корнилова, уже успевшая к тому времени заслужить неофициальное название «Стальная». Она сражалась в горах в районе Дуклы и при передаче 24-го корпуса под командование Радко-Дмитриева очутилась на крайнем левом фланге 3-й армии. В очередной раз подтверждая свою репутацию, бойцы дивизии стойко отбивали все атаки противника. Но поздно получили приказ об отступлении и поэтому оказались в кольце вражеских войск.
Николай Родзянко, сын председателя российской Государственной думы, командовавший санитарным отрядом, предложил выходить из окружения окольными горными тропами, которые были хорошо знакомы санитарам, но начальник дивизии не желал оставлять войска, растянувшиеся на 20 километров, и, не медля, отправился к ним вместе со всем своим штабом…
Родзянко таки вывел к Сану не только всех раненых, но и часть тыловых подразделений и обозов дивизии, за что был награжден орденом Святого Владимира с мечами.
А Корнилов организовал прорыв и лично прикрывал его с горстью храбрецов[34]. Часть соединения пробилась к своим, вынеся все знамена дивизии и ее полков. Сам начальник дивизии был дважды ранен осколками снарядов, а значительная часть отряда, остававшегося с ним, погибла. Отстреливаясь, Лавр Георгиевич вырвался со штабом чуть ли не из рук неприятеля и ушел в горы. Несколько дней он прятался в лесах. Но, изголодавшись, вышел к какому-то селению, чтобы достать продукты, и был захвачен австрийцами в плен[35].
