Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4
– Сколько еще Мак пробудет в больнице?
– Четыре-пять дней. Я бы предложил вам не беспокоить его сегодня и прийти завтра, только не утомляйте его. Ему понадобится месяц отпуска, а потом кое-какие дополнительные анализы.
– Какие у него шансы?
– Это Богу решать.
Наверху, на балконе приятной комнаты с видом на голубое море, Дженни дремала в кресле; сегодняшний выпуск лондонской «Таймс», доставленный с ранним рейсом «Британских авиалиний», лежал, раскрытый, у нее на коленях. Мак-Айвер удобно расположился в чистой постели на накрахмаленных простынях. Легкий ветерок залетел с моря, коснулся его и разбудил. Ветер поменялся, подумал он. Снова обычный северо-восточный. Хорошо. Он приподнялся, чтобы был лучше виден залив. Это чуть слышное движение тут же разбудило Дженни. Она сложила газету и встала.
– Как ты себя чувствуешь, любовь моя?
– Прекрасно. Теперь прекрасно. Боли нет. Только небольшая усталость. Слышал вполуха, как ты говорила с врачом, что он сказал?
– Все выглядит неплохо. Приступ был несильный. Тебе нужно будет поберечься несколько дней, потом месяц отдохнуть, затем нужно будет сделать еще анализы – его очень обрадовало то, что ты не куришь и ты очень здоровый, учитывая твой возраст. – Дженни встала у кровати спиной к окну, против света, но он все равно видел ее лицо и прочел на нем правду. – Тебе больше нельзя летать. Как пилоту, – сказала она и улыбнулась.
– Надо же, беда какая, – сухо проговорил он. – Ты с Энди разговаривала?
– Да. Звонила ему вчера вечером и сегодня утром и еще раз позвоню через час или около того. Пока ничего нового по Марку Дюбуа и Фаулеру, но все наши птички целыми и невредимыми доставлены в Эль-Шаргаз, их сейчас разбирают, готовят к отправке на завтра. Энди так гордился тобой. И Скрэг. С ним я тоже говорила сегодня утром.
Тень улыбки.
– Было бы славно повидать старину Скрэга. Ты в порядке?
– О да. – Она коснулась его плеча. – Я так рада, что тебе лучше. Ты меня изрядно перепугал.
– Я и сам себя перепугал, Джен. – Он улыбнулся, протянул ей руку и сказал грубовато: – Благодарствуйте, миссис Мак-Айвер.
Она взяла его руку и поднесла к щеке, потом наклонилась и коснулась губами его губ, согретая бесконечной нежностью, читавшейся на его лице.
– Ты так сильно меня перепугал, – снова повторила она.
Он заметил газету.
– Эта сегодняшняя, Джен?
– Да, дорогой.
– Такое чувство, что годы прошли с тех пор, когда я видел такую в последний раз. Что новенького?
– Все то же самое. – Она сложила газету и небрежно отложила ее в сторону, не желая, чтобы он видел колонку, которую она читала, из опасения, что это его расстроит. «Крах Гонконгской фондовой биржи». Это несомненно ударит по компании «Струанз» и этому ублюдку Линбару, подумала она, но вот коснется ли это S-G и Энди? Дункан тут ничего поделать не может, вот и ладно.
– Забастовки, Калаган разваливают бедную старушку Британию быстрей, чем прежде. Говорят, он может объявить досрочные выборы в этом году, и если он это сделает, у Мэгги Тэтчер будут хорошие шансы на победу. Разве это не замечательно? Чтобы у власти, для разнообразия, встал кто-то разумный.
– Потому что она женщина? – Он ухмыльнулся. – Вот уж действительно пусти лису в курятник. Боже милосердный, женщина премьер-министр! Уж не знаю, как ей вообще удалось подсидеть Хита и стать лидером консерваторов… должно быть, ей исподнее из железа куют! Если бы только эти чертовы либералы не путались под ногами… – Он не договорил, и она увидела, как он перевел взгляд на море, где мимо проплывали несколько парусных лодок – такая красота.
Она тихо села и стала ждать, когда он понемногу задремлет и уснет или захочет поболтать немного – все, что ему захочется. Должно быть, ему действительно лучше, раз он уже напускается на либералов, подумала она озадаченно, отпуская мысли на свободу, глядя на море. Ветер, пахнущий морской солью, шевелил ее волосы. Было приятно просто сидеть, сознавая, что теперь с ним все хорошо, что он «реагирует на лечение. Не волнуйтесь, миссис Мак-Айвер». Легко сказать, трудно сделать.
В нашей жизни произойдет огромная перемена, иначе и быть не может, помимо потери Ирана и всего нашего имущества там, кучи старья, по большей части которого я не буду скучать. Теперь, когда «Шамал» позади – у меня, должно быть, случилось помутнение рассудка, когда я предложила его, но все получилось так хорошо! Теперь большинство наших ребят вне страны и в безопасности – не могу пока думать о Томе, Марке, Фаулере, Эрикки, Азадэ и Шахразаде, да благословит их всех Господь! – вместе с нашими лучшими вертолетами и вместе с нашим лицом, так что мы снова в деле, и наша доля в S-G должна чего-то стоить. Без гроша мы не останемся, и то уже слава богу. Интересно, сколько мы сможем выручить за свои акции? Я полагаю, у нас все-таки есть акции? Но как быть с «крахом фондовой биржи»? Надеюсь, это не обанкротит нас еще раз?
Было б славно иметь немного денег, но мне все равно, лишь бы Дункан поправлялся. Может быть, он уйдет на пенсию, а может быть, нет. На самом деле я бы не хотела, чтобы он уходил с работы, это точно убьет его. Где мы будем жить? Рядом с Абердином? Или под Эдинбургом, рядом с Сарой и Тревором, или Лондоном, рядом с Хэмишем и Кэти? Нет, только не Лондон, там плохо, и нам не следует селиться слишком близко ни к кому из наших детей, не хочу доставлять им беспокойство, хотя было бы так славно иметь возможность заскакивать к ним время от времени, даже сидеть с малышами. Не хочу становиться скучной тещей Тревору или надоедливой свекровью юной Кэти – она такая милая девочка. Эндрю и Кэти, и иногда бывать в замке Авис-ярд, и теперь это Эндрю и Морин и крошка Электра. Я бы не хотела быть одна, не хочу, чтобы Дункан…
Не хочу снова пережить этот ужас, эту стучащую, дребезжащую тьму, где ничего не видно, этот рев двигателей, запах бензина – господи, как они выносят весь этот шум и тряску, час за часом, час за часом – и все это время Дункан ловит ртом воздух, а я не знаю, жив он или мертв, дважды я даже крикнула: «Он умер, он умер», но никто меня не услышал, да и некому было помочь в любом случае: дорогой старина Чарли на полной скорости несся сюда, а второй, этот сержант-иранец, как, бишь, его звали, ах да, Вазари, Вазари, славный, но бесполезный. О боже, это было ужасно, ужасно, и конца этому не было… но теперь все хорошо, и слава богу, что я была там. Дункан поправится. Поправится. Должен поправиться.
Интересно, что сталось с Вазари? Он выглядел таким испуганным, когда полиция увела его. Погодите минутку, Жан-Люк, кажется, говорил, как слышал, будто его собираются выпустить под ответственность Энди как политического беженца, если Энди гарантирует, что увезет его из Бахрейна и даст ему работу.
