Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
— То, что мы слышали — ложь? — спросил Одиссей, в упор глядя на Алкиноя.
— Нет! — лицо молодого человека залила пунцовая краска, глаза лихорадочно блестели. — Нет, я действительно согласился с тем, что твоего сына нужно убить, царь. Когда он собрался плыть в Эпир, Лейод, да, да, именно он, сказал мне, что удобнее всего нам будет, если царевич не вернется на Итаку. Тогда никто уже не помешает нам овладеть царицей. Он и придумал, как осуществить убийство, он и подкупил раба, которого, когда все было кончено, сам же убил… Раб должен был выбежать на берег и позвать Телемака, когда корабль будет проходить мимо бухты… Как я понимаю, так он и сделал.
— Вранье, вранье! Вранье! — завизжал Лейод. — Это все его рук дело! Я просто его боялся и не мог ему противостоять! Это он хотел смерти Телемака! Он! Я ни в чем не виноват, царь!
— А ну замолчи! — возвысил голос Одиссей, и афинянин сразу умолк. — Нелегко разобраться, кто из вас лжет… А почему вы решились убить моего сына, зная, что я могу быть в Эпире, так близко от Итаки, и могу явиться и узнать о вашем преступлении? Ну, Алкиной?
— Мы… подумали, что если это даже действительно ты, — проговорил молодой итакиец, — то, вернувшись, ты едва ли легко докажешь, кто ты такой. А если за это время твоя жена выйдет замуж, то вступить в свои права тебе будет еще труднее. А если говорить все до конца…
— Да уж, говори до конца! — грозно нахмурившись, сказал Одиссей.
— А если говорить до конца, то Лейод намекнул мне, что гавань здесь одна, и можно не дать тебе возможности появиться в городе. Но главным было не допустить твоей встречи с Телемаком. Поэтому Лейод отправился в бухту и напал на твоего сына. Воины там были и его, и мои, но им мы даже не объяснили, на кого предстоит напасть, и зачем. Догадываться они могли, однако их винить не в чем — они целиком зависят от нас.
— Этот, по крайней мере, не так мерзко труслив и более честен, — произнес Гектор, выслушав слова Алкиноя. — Но это не доказывает, что он говорит чистую правду.
— Я, я знаю, как оно было на самом деле! — послышался вдруг звонкий женский голос. — Меня выслушайте!
Растолкав сгрудившихся в середине зала женихов и слуг, вперед выбежала рабыня Меланто, растрепанная, с бледным, как свежий холст, лицом. В ее глазах стоял ужас, вероятно, она понимала, что идет на верную смерть, но не остановилась и не заколебалась и, подбежав к Одиссею, кинулась ему в ноги.
Растолкав всех, вперед выбежала Меланто и кинулась в ноги Одиссею
— Царь, я все знаю, я все слышала, клянусь Афиной! Алкиной в тот день, когда чуть не убили Телемака, был во дворце, это все слуги смогут подтвердить, если ты их спросишь. Да, он тоже хотел его смерти, но только потому, что это Лейод его убедил! Я слышала их разговоры, я все слышала! И это все Лейод придумал, а теперь врет и сваливает на другого!
— Она все это выдумывает, потому что спала с Алкиноем! — заорал афинянин. — Она оговаривает меня!
— Я говорю правду и могу в этом поклясться! — по щекам Меланто потекли слезы, но она ладонью смазала мокрые дорожки и, собрав все свое мужество, продолжала: — Да, я была любовницей Алкиноя, да, я по его приказу следила за царицей… Но и все разговоры женихов я тоже слыхала, а уж что говорили между собой эти двое, знаю отлично! Не Алкиной, а Лейод задумал убийство царевича! Он и был там, на берегу, а Алкиноя там не было. И Алкиной бы в спину стрелять не стал!
— Слушай, Меланто! — вмешалась вдруг Пенелопа, все это время в совершенном потрясении хранившая молчание. — Если ты за мной следила, то ведь знала, наверняка, и про покрывало…
— Знала, конечно! — воскликнула девушка. — И видела в щелочку, как ты, царица, вместе с Эвриклеей его аккуратно так распускала… Но я никому не выдала твоей тайны. Потому что, пока ты их обманывала, они оставались здесь. А если б ты вышла за одного из них — за кого, не важно, то остальные бы уехали. И Алкиной или стал бы твоим мужем, или ушел бы из твоего дома в дом своего отца. Я стала бы ему уже не нужна. А я хотела, чтобы он был здесь дольше. Глупо…
Она улыбнулась сквозь слезы, взглянув на молодого человека, снова провела рукой по мокрым щекам и продолжала:
— Но теперь мне все равно. Я понимаю, что не имею прав на него. Только не убивай его, царь! Он виноват не больше всех прочих. А ты ведь не хочешь убивать всех! Я — рабыня, которая тебя предала. Меня и казни.
Алкиной смотрел на девушку, не говоря ни слова, в совершенном изумлении. С его точки зрения, самое лучшее для нее было бы вовсе не попадаться на глаза Одиссею. Но она поступила по-иному, и сути ее поступка Алкиной не мог понять…
— А ведь верно! — заметил Аросий. — Верно говорит рабыня: Алкиной-то был во дворце в день отъезда Телемака. Никуда не отлучался. А вот Лейод пропадал до утра.
— Неправда! Не я! Это не я!
В диком ужасе, выпучив глаза, Лейод снова вскочил и кинулся к выходу, но стоявшая ближе всех к нему Пентесилея преградила ему дорогу. Афинянин, не имея никакого оружия, схватил со стола серебряный кувшин и попытался ударить амазонку. Та резко перехватила его руку. Послышался хруст вывихнутого сустава, пронзительный крик боли, и Лейод, скорчившись, упал к ногам женщины.
— Вот крыса! — сморщившись, воскликнула Пентесилея и брезгливо пнула его ногой. — Шею бы тебе свернуть, а не руку выворачивать…
— Это успеется, — Одиссей улыбнулся, благодарно кивнув амазонке. — Кажется, я все понял. Но хочу просить совета. Я слышал, царь Гектор, что твой отец некогда записал свод законов для жителей Троады, и что законы эти необычайно справедливы и мудры. Среди них есть, если я не ошибаюсь, перечисление наказаний за различные преступления. Скажи мне, какие проступки, по вашим законам, караются смертью?
Гектор пожал плечами.
— Их не так уж много. Мой отец был против жестокостей. Смертью у нас карается убийство, совершенное без веской причины, кража или порча имущества и ценностей, принадлежащих храму, поджог чужого жилища, если при этом погиб хотя бы один человек, насилие, совершенное над девушкой, если твердо доказано, что это действительно насилие. Ну… еще мужеложество, либо попытка склонить к нему юношу или мальчика. Но только при мне таких случаев не было — эта пакость пришла к нам когда-то с востока, когда наш дед, царь Лаомедонт, наприглашал в Трою персидских ученых и мудрецов. У них такое водится, а у нас нет — мы здоровый народ.
— На Итаке об этом, скорее всего, и не слыхали! — усмехнулся Одиссей. — Ясно. И я буду следовать мудрым законам царя Приама. Эти двое, как я понимаю, хотели и пытались убить Телемака, но вот он, живой, стоит возле меня. С другой стороны, погибли его воины, около двадцати человек. Те, кто убивал, как сказал Алкиной, мало виновны в этом — они не знали, кого и за что им приказали убить. К тому же, хоть они и не рабы, но, в самом деле, зависят от тех, кто им приказал… Алкиной не мог быть в бухте, как доказала Меланто и подтвердил Аросий. Лейод там был, и очень возможно, что стрелял именно он.
