Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
Снаружи в дверь с треском продолжали ломиться. Осаждающие притащили с собой молоты, и теперь даже пол дрожал от тяжелых ударов. Субудай прошел к окнам, расположенным высоко в наружной стене. Как и окна внешнего покоя, они были забраны железными решетками. Субудай машинально прикинул, как бы действовал он сам, если бы сейчас хотел попасть внутрь. Решетки, хотя и крепкие на вид, на серьезный штурм не рассчитаны. Изначально представлялось немыслимым, чтобы враги сумели подобраться так близко, а даже если бы исхитрились, у них не осталось бы времени высадить решетки прежде, чем стража Угэдэя порубила бы их самих на куски.
– Погасите на минуту светильник, – сказал Субудай. – Не хочу, чтобы меня снаружи разглядел лучник.
К окну он подтащил деревянный сундук. Взобравшись на него, на мгновение припал к решетке и тут же отпрянул:
– Снаружи никого, повелитель, но сама стена во внутренний двор едва составит два человеческих роста. Так что они сюда нагрянут, стоит им это выяснить.
– Но сначала они попытаются осилить дверь, – мрачно заметил Угэдэй.
Субудай кивнул:
– Наверное, стоит попросить твою жену покараулить у этого окна: вдруг здесь начнется какое-то движение.
Субудай говорил почтительно, понимая, кто здесь главный, но его нетерпение возрастало с каждым новым ударом снаружи.
– Хорошо, командир.
Угэдэй разрывался между страхом и гневом, взбухающими в нем одинаково сильно. Не для того он строил этот город, чтобы сейчас, когда все уже, считай, готово, вдруг оказаться вырванным из этой жизни. Он так долго ходил рядом со смертью, что неожиданно с изумлением понял, как ему хочется жить и мстить. Спрашивать Субудая, удастся ли им удержать покои, он не осмеливался, боясь прочесть ответ в глазах темника.
– Тебе не кажется странным присутствовать при гибели еще одного из сыновей Чингисхана? – язвительно спросил он.
Субудай, напрягшись, обернулся. В его темном взоре не было ни следа слабости.
– Повелитель, я совершил множество грехов, – вымолвил он. – Но сейчас не время поминать старые. Если мы уцелеем, спросишь все, что тебе будет угодно.
Угэдэй, чувствуя в себе растущую волну горечи, хотел что-то сказать, но в это мгновение грянул новый звук, от которого они оба повернулись и побежали. Не выдержала железная петля; дерево внешней двери расщепилось, и створка частично провалилась внутрь. В темный коридор упал клин неяркого света из комнаты, осветив оскаленные потные лица в открывшейся бреши. В проеме Гуран не мешкая рубанул мечом, свалив как минимум одного, с воплем упавшего назад.
Звезды уже прошли половину пути по ночному небу, когда Хасар поднял свой тумен. Он скакал впереди в полном боевом снаряжении, держа внизу, у правого бедра, обнаженный меч. Сзади в построении двигалось десять групп по тысяче воинов, каждая с командиром мингана во главе. Тысячи, в свою очередь, делились на джагуны по сто воинов; каждый сотник имел при себе серебряную пайцзу. Сотни тоже делились – на десять десятков, с оснасткой, позволяющей им собрать юрту, а также с запасом провизии и инструментов, позволяющих выживать среди степей и успешно сражаться. Эту стройную систему создали Чингисхан с Субудаем, а Хасар лишь воспользовался плодами их трудов, всего-навсего отдав приказ своему распорядителю. Тумен из десяти тысяч построился на равнине. Вначале люди, разбежавшись за своими лошадьми, хаотично закопошились, но вскоре на просторе равнины образовались стройные ряды единого войска. Тумен был готов к выступлению. Впереди лежал Каракорум.
Верховые Хасара оповестили о выдвижении все тумены, стоящие вокруг походными лагерями. Никто уже не спал. Все от мала до велика знали, что настала та самая роковая ночь, сама мысль о которой вызывала ужас.
В составе тумена на верблюдах ехали невооруженные мальчишки-барабанщики, в задачу которых входило единственно отбивать четкий ритм, нагоняя на врага страх. Где-то спереди и слева барабанный бой подхватывали другие тумены, одни воспринимали эти звуки как предупреждение, другие как вызов. Высматривая впереди людей Хачиуна, Хасар сглотнул пересохшим горлом. Ощущение было такое, что события выходят из-под контроля, но поделать уже ничего нельзя. Стезя его определилась, когда те собаки у ворот осмелились воспротивиться ему, одному из верховных военачальников. Он знал, что это люди Чагатая, но заносчивый ханский родич послал их в ночи на грязное дело без своих опознавательных знаков, как наемных убийц. Такого Хасар спустить не мог, иначе это стало бы первым шагом к падению его авторитета перед всеми сверху донизу, вплоть до самого мелкого чина в иерархии тумена – мальчишки-барабанщика на спине горбатого зверя. Он не осмеливался думать о своем племяннике Угэдэе, запертом сейчас в собственном городе. Оставалось лишь срочно принять меры и спешить на помощь в надежде, что еще будет кого спасать.
К Хасару примкнул Хачиун с туменом Джебе и десятью тысячами Субудая. Завидев плывущие впереди, среди нескончаемого потока лошадей, дружественные бунчуки и стяги, Хасар вздохнул с облегчением. Воины Субудая знали, что их предводитель находится в городе, и право Хачиуна распоряжаться от его имени не подвергли сомнению.
Словно медленно сходящая лавина, стекались четыре тумена к западным воротам Каракорума. Хасар с Хачиуном поскакали вперед, пряча свое нетерпение. Необходимости в кровопролитии не было даже сейчас.
Воины у ворот, держа оружие наготове, стояли по-прежнему недвижимо. Каков бы ни был данный им приказ, эти люди понимали, что обнажить клинок – значит погибнуть. Начинать первым не хотел никто.
Немая сцена все длилась, нарушаемая разве что коротким ржанием лошадей да трепетом знамен. И тут из темноты вынырнула новая группа конных, освещенная мятущимися факелами, которые держали знаменосцы. Все поняли, что это прибыл Чагатай.
Хачиун мог приказать Хасару
