Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14

— Это, — сказал король, — требует более тщательного расследования. Господа, прошу всех, кого лично не касается это дело, на время нас оставить. Сию минуту привести ко мне Кристиана. Несчастный! — вскричал король, когда Кристиана привели. — Открой мне все твои хитрости, все бесчестные средства, которыми ты пользовался в своих злодейских замыслах.

Значит, она предала меня? — сказал Кристиан. — Обрекла на заточение и казнь во имя своей глупой, безнадежной любви? Но знай, Зара, — продолжал он, сурово глядя на нее, — в ту минуту, когда ты предала меня, дочь убила своего отца, Несчастная девушка смотрела на него в изумлении.

— Ты говорил, — наконец, заикаясь, вымолвила она, — что я дочь твоего убитого брата?

— Для того, чтобы примирить тебя с ролью, которую ты должна была играть в мстительном замысле моем, и для того, чтобы скрыть позор твоего происхождения. Но ты моя дочь. От Востока, где родилась твоя мать, передалась тебе пылкая страсть; ею я пытался воспользоваться в своих целях, и во имя нее ты погубила своего отца. Меня, конечно, отправят в Тауэр?

Он говорил с величайшим спокойствием, не обращая внимания на отчаяние дочери, которая с рыданиями упала к его ногам.

— Нет, этого не будет, — сказал король, тронутый видом такого глубокого отчаяния. — Кристиан, если ты согласен оставить отечество, то на Темзе стоит корабль, готовый отплыть в Новую Англию. Ступай, отправляйся в другую часть света плести свои козни.

— Я мог бы не согласиться с этим приговором, — вызывающе ответил Кристиан, — и если соглашаюсь, то только потому, что и сам этого хочу. Получаса было бы мне достаточно, чтобы расквитаться с этой гордой женщиной, но фортуна от меня отвернулась. Встань, Зара, ты уже не Фенелла. Скажи леди Дерби, что дочь Эдуарда Кристиана, племянница убитого ею человека, служила ей только ради мести, теперь уже невозможной… невозможной! Видишь, как опрометчиво ты поступила. Ты готова была идти за этим неблагодарным юношей, готова была забыть обо всем ради одного его взгляда, и вот — ты ничтожество, над тобой смеются, тебя оскорбляют те, кого ты могла бы попирать ногами, будь ты благоразумнее. Пойдем, ты все же дочь моя. Есть на свете и другие небеса, кроме тех, что сияют над Британией.

— Остановите его, — сказал король. — Пусть он объяснит нам. каким образом эта девушка проникала в тюрьму.

— Спросите об этом ретивого протестанта тюремщика и таких же ретивых протестантов пэров, которые, с целью проникнуть получше в глубины заговора папистов, нашли средство тайно посещать их и днем и ночью. Его светлость герцог Бакингем сумеет помочь вашему величеству, если вы решитесь произвести расследование. [121]

— Кристиан, — сказал герцог, — ты самый бесстыдный негодяй из всех, когда-либо живших на свете!

— Из простолюдинов — может быть, — ответил Кристиан и ушел, уводя с собою дочь.

— Ступай за ним, Селби, — сказал король, — и не теряй его из виду, пока корабль не поднимет паруса. Если он осмелится вернуться в Англию, он сделает это только ценою жизни. Дай бог, чтобы мы могли так же избавиться от других людей, не менее опасных. Я желал бы, — добавил он после минутного молчания, — чтобы все наши политические интриги и прочие распри окончились столь же тихо и спокойно, как это дело. Вот заговор, который не вызвал никакого кровопролития, и вот все необходимые составные части романа, у которого нет окончания. Странствующая принцесса-островитянка — извините, графиня, мою шутку, — карлик, мавританская волшебница, нераскаявшийся злодей, кающийся вельможа, а в заключение — ни казни, ни свадьбы.

— Это не совсем так, — сказала графиня, уже успевшая поговорить с Джулианом Певерилом. — Поскольку ваше величество отказываетесь от дальнейших расследований по этому делу, некий майор Бриджнорт решил, как нам стало известно, навсегда покинуть Англию. Этот Бриджнорт законным" путем завладел большей частью родовых поместий Певерилов и соглашается возвратить их прежним владельцам, присоединив к ним и свою значительную собственность, с условием, чтобы молодой Певерил взял их в приданое за его единственной дочерью и наследницей.

— Клянусь, — сказал король, — дочь его, должно быть, пользуется дурной славой, если Джулиана нужно уговаривать взять ее в жены на таких условиях.

— Они любят друг друга, как умели любить только в прошлые времена, — ответила графиня, — но старый кавалер не хочет и слышать о союзе с круглоголовым.

— Мы постараемся это уладить, — сказал король. — Сэру Джефри Певерилу не так уж плохо было у нас на службе, чтобы он отказал нам в нашей просьбе, тем более что таким образом он будет вознагражден за все потери.

Можно догадаться, что король, говоря так, понимал, что имеет неограниченное влияние на старого кавалера, ибо ровно через месяц колокола церкви в Мартиндейл Моултрэсси звонили в честь союза обоих семейств, имена владений которых носила эта деревушка, и пылающий огонь на башне замка, освещая холмы и долины, призывал на веселый пир всех жителей округи.

КОММЕНТАРИИ

Говоря о познавательном значении исторического романа, Вальтер Скотт как-то сравнил произведение романиста-историка со сказочной палочкой, которая указывает на то место, где, скрытая глубоко в земле, проходит жила драгоценного металла. Подобным же образом «исторические намеки» романиста раскрывают перед читателем недра прошлого. Заинтересовавшись приключениями, которые якобы выпали на долю того или иного исторического или вымышленного лица в определенный исторический период, читатель захочет узнать, что же происходило на самом деле и насколько верно автор изобразил эти события. Даже если читатель удовольствуется тем, что предложил ему романист, то и в этом случае он вынесет из чтения книги известное представление об изображенной эпохе. Романист достигает этого, сливая историческую правду с художественным вымыслом. Он может даже, в иных случаях, отклониться от документальной точности, — однако с тем условием, чтобы эти отклонения не исказили общей картины. Тогда отдельные фактические неточности и анахронизмы могут даже помочь автору отбросить некоторый элемент случайного, свойственный реальной жизни, и тем рельефнее показать основное направление событий и общее настроение умов данной исторической эпохи.

Эти мысли о характере и значении исторического романа Вальтер Скотт высказал, в частности, в связи с романом «Певерил Пик», который вышел из печати в январе 1823 года. К этому времени у Скотта уже сложилось представление о романе как источнике познания действительности — представление, к которому он пришел, вчитываясь в произведения Шекспира, Гёте, романистов-просветителей XVIII века (особенно Филдинга и Смоллетта) и других писателей, а главное — в результате собственных творческих исканий. К 1823 году «автор Уэверли» мог опереться не только на литературную традицию, но и на собственный опыт. Его задачи по отношению к читателю также были ему ясны. «На крыльях романа», по выражению Теккерея, он переносил своих современников из Шотландии в Англию, из одной исторической эпохи в другую. Неожиданные переплетения личных судеб и политических событий, нравы различных слоев общества, взаимоотношения наций, столкновение и взаимодействие культур, вспышки народных движений, и среди всего этого — человек, стремящийся к счастью и правде, страдающий, борющийся с обстоятельствами и собственными страстями и заблуждениями, — все это чрезвычайно расширяло умственный горизонт читателей Скотта и помогало им понять окружавшую их действительность. Изучая исторические документы, Скотт увидел, что в прошлом пробивались тенденции настоящего, а современность всегда была результатом некоего прошлого. Может быть, поэтому он охотно обращался к периодам, которые так или иначе подводили к проблемам его века.