Теофиль Готье - Железная маска (сборник)

– Голубушка Берта, я думаю, вам ни в коем случае не следует оставаться в Блуа! Ведь король и его развратные миньоны, не знающие, что такое честь и совесть, слишком часто наезжают сюда и подолгу остаются в замке. И пока они здесь, вам грозит опасность. Если на то будет ваша воля, я могу увезти и вас, и вашего почтенного дедушку в Наварру. Сьер де Мальвен спокойно окончит там свои дни, а вам мы подыщем муженька на славу!

От этих слов мадемуазель Берта смутилась до такой степени, что гасконец не смог сдержать себя и расцеловал девушку. Но тут снова послышался энергичный стук в ворота, выходящие на улицу.

– Боже праведный! – только и смогла пролепетать Берта. – Это снова они!

– Тревожиться не надо, – успокоил ее гасконец. – Это всего лишь ночные пташки, которым не по нраву дневной свет!

Прихватив перевязь со шпагой, он отправился к воротам и вскоре вернулся в сопровождении Луи де Крильона и двух вооруженных до зубов дворян из числа королевских гвардейцев.

– Я здесь, – едва переступив порог, объявил генерал, – чтобы сменить вас. Мы трое останемся в доме, и ни миньоны, ни их приспешники больше не посмеют сунуть сюда нос, а вы сможете отдохнуть!

– Превосходно, генерал, – ответил гасконец, – но в отдыхе я не так уж нуждаюсь. Наоборот – мне необходимо немного прогуляться по городу. Вам известно, когда прибывает герцог де Гиз?

– Его высочество ожидают завтра утром.

– А герцогиня Монпансье?

– Я полагаю, она тайно прибыла нынче ночью! – ответил Крильон.

Гасконец представил генерала Берте, добавив:

– Я оставляю вас, мадемуазель, под охраной генерала Крильона. В этом мире не найти более искусной и смертоносной шпаги!

Крильон церемонно поклонился и возразил со своим обычным прямодушием:

– Ну, разве что после вашей!

Гасконец запахнулся в длиннополый плащ и надвинул шляпу на самые брови.

– Куда вы направитесь? – полюбопытствовал Крильон.

– Немного пройдусь, подышу свежим воздухом, – с тонкой усмешкой ответил гасконец.

Путь его лежал к глухой улочке, спускавшейся к самому берегу Луары. По дороге он пристально вглядывался в окрестные дома, пока наконец не остановился, негромко воскликнув: «Да вот же он! И вдобавок ветка остролиста над дверью!» Больше не колеблясь, он трижды постучал в дверь.

Из глубины дома не донеслось ни звука. На востоке уже начинало сереть, но густая тьма все еще лежала между домами и оградами. Стук, однако, донесся до ушей старухи-соседки. Высунувшись в окно, она полюбопытствовала:

– Чего вам надобно, месье?

– Здравствуйте, почтенная мадам, – обернулся гасконец, – я всего лишь приезжий, ищу жилье для постоя.

– Не там ищете, месье, – отвечала старуха, – дом этот принадлежит мэтру Гардуино, здешнему прокурору. Вот уж кому и в голову не пришло бы пускать к себе чужаков-постояльцев!

– А это что же такое? – осведомился гасконец, указывая на ветку остролиста. – Этим знаком везде, где бы мне ни доводилось бывать, помечают дома, в которых принимают жильцов.

– Ах, Боже правый, – воскликнула старуха, – в самом деле – остролист! Вы, должно быть, правы, месье! Но не видать мне царствия небесного, если я хоть что-нибудь понимаю. Видано ли, чтобы мэтр Гардуино, этот глухой нелюдим и скряга, стал принимать постояльцев? И подумать страшно!

– Но, мадам, вы сами убедились, что это так и есть!

– Тут явно не обошлось без вмешательства самого сатаны, покровителя гугенотов! Впрочем, месье, всю прошлую неделю меня не было дома, и вернулась я только вчера к ночи… Вот разве что за это время мэтр Гардуино умудрился почить в Господе, и его дом приобрел кто-то другой!

– Такое иной раз случается, почтенная мадам! – со смешком отозвался гасконец и принялся колотить в дверь с удвоенной силой.

Наконец внутри послышался шум, затем дверь слегка приотворилась, уронив на ступени полосу света от масляной лампы, и молодой голос строго спросил:

– Кто стучит и по какой причине?

– Гасконь и Беарн! – вполголоса произнес ранний гость.

Дверь мгновенно распахнулась. На пороге возник юноша лет двадцати двух. Вглядевшись в сумрак, он почтительно склонился и поднес руку гасконца к губам.

– Здравствуй, Рауль! – кивнул гасконец.

– Мое почтение, монсеньор, – ответил юноша.

Гасконец шагнул в дом, и дверь за ним немедленно захлопнулась. Заскрежетали засовы.

– Теперь можно и побеседовать, друг мой! – проговорил гасконец, усаживаясь верхом на скамью, словно на боевого коня. – И прежде всего: больше не величай меня монсеньором.

– А как же в таком случае вас называть?

– Сойдет, например, сьер де Журансон[89], или еще проще – месье Журансон.

Юноша сдержанно поклонился.

– Давненько мы с тобой не виделись, любезный Рауль! – продолжал гасконец.

– Чуть ли не полных два года! Но я употребил это время не без пользы… месье Журансон. И, как вы сами видите, сумел проложить себе дорогу…

Оба были давними знакомцами – еще с тех времен, когда тринадцатилетний Рауль служил пажом при дворе короля Карла IX, отдавшего богу душу двумя годами ранее.

– Прямо к сердцу самой герцогини? – с усмешкой спросил гасконец.

– Ну, едва ли!.. – Рауль скромно опустил глаза. – Хотя, как знать?.. Может быть, вы и правы…

– Иными словами, ты расстался со своей прежней возлюбленной Нанси?

– О нет, месье! Я по-прежнему горячо люблю Нанси!

– Но как же тогда тебя понимать?

– Я служу вашей милости, завоевывая доверие герцогини.

– А, ну, тогда совсем другое дело! – по губам гасконца скользнула тонкая усмешка. – Но довольно шуток. Перейдем к делу. Когда вы прибыли?

– Накануне вечером. Гардуино был предупрежден и своевременно вывесил над дверью ветку остролиста.

– И герцогиня в самом деле приняла его дом за гостиницу?

– Даже ни на миг в этом не усомнилась!

– Ну, а сам Гардуино? Он не вызвал у нее подозрений?

– Кому могло бы прийти в голову, что этот старый крючкотвор – один из самых энергичных и проницательных вождей гугенотов?

– Превосходно! Сколько человек в свите герцогини?

– Только ваш покорный слуга. Герцогиня отказалась от свиты и эскорта, ибо ей угодно, чтобы никто не заподозрил о ее присутствии в Блуа. Сегодня вечером у нее встреча с герцогом де Гизом – тот должен прибыть нынче утром.

– Ты хочешь сказать, что кроме тебя, при ней никого нет?

– Именно так, если не считать одного малолетнего пажа, которого барон Эрих де Кревкер, один из миньонов Генриха, с приятелями подвергли жестоким истязаниям.