Теофиль Готье - Железная маска (сборник)
Шомбург покорно отступил к воротам, а гасконец невольно подумал: «Сдается мне, где-то я уже слышал подобную клятву!»
– Ну-с, месье, к делу! – заявил король. – Я намерен как можно скорее убить вас, чтобы согреться.
Гасконец расхохотался и сделал выпад из третьей позиции, что было совершенно необычным приемом, изобличавшим полную свободу владения оружием.
– Вашей милости не на что жаловаться, поскольку мое положение гораздо менее выгодно! – заметил он, немедленно переходя в еще более изящную кварту[87].
– Каким это образом? – спросил король, удивленный такой сменой позиций. Гасконец, не прекращая поигрывать шпагой, насмешливо ответил:
– У меня на родине никто не боится, когда стынут ноги или руки.
– А чего же там боятся? – рассеянно спросил король, напряженно следивший за каждым движением незнакомца. Он уже успел заметить, что имеет дело с достойным противником.
– У нас любят доброе вино, а от него краснеет кончик носа.
– Значит, в ваших краях много пьют?
– Чрезвычайно – ведь вино дешево. Но ведь всем известно, что покрасневший от вина кончик носа не менее чувствителен к холоду, чем виноградная лоза в плохую зиму!
– Остроумный ответ, – отступая на шаг, заметил король. – Но он не объясняет, почему я в более выгодном положении, чем вы.
– Да ведь нос вашей милости прикрыт полумаской, тогда как мой совершенно беззащитен! – с этими словами гасконец сделал совершенно неожиданный выпад, и острие его шпаги коснулось плеча короля.
Прикосновение стали заставило Генриха вскрикнуть.
Этот возглас словно подстегнул де Шомбурга – он бросился к воротам и с силой отчаяния принялся трясти кованый железный брус, испуская вопли: «Сюда! Сюда! На помощь!» В конце концов скобы не выдержали тевтонского натиска, брус выскочил из них, и створки ворот начали поддаваться. Едва они разошлись настолько, что в просвет смог бы протиснуться человек, во двор, споткнувшись о бесчувственное тело де Можирона, ворвались де Келюс и д’Эпернон.
– Вот тебе на! – пробормотал гасконец. – А я-то думал, что град уже кончился!
Теперь придется иметь дело сразу с четырьмя противниками, не считая одного поверженного. Он неожиданно отпрыгнул в сторону – и ровно в то же мгновение король сделал очень резкий выпад. Шпага его, не найдя цели, просвистела в воздухе, Генрих подался вперед, потерял равновесие и упал на одно колено. Воспользовавшись краткой паузой, гасконец выхватил из-за пояса оба пистолета и крикнул:
– Эй, вы, малопочтенные господа! Я с удовольствием прикончу вас одного за другим, но если вам взбредет в голову наброситься на меня вчетвером, то, клянусь собором всех святых, двоих из вас я мигом отправлю в преисподнюю парочкой пистолетных пуль. А что будет потом, мы еще посмотрим!
Эта угроза удержала миньонов от опрометчивых действий. Тем временем король уже снова был на ногах.
– Господа, ни шагу дальше! Даже не пытайтесь прийти на помощь. Месье принадлежит мне!
– Вот речь истинного дворянина! – тут же откликнулся гасконец, возвращая пистолеты на место.
Король снова шагнул к нему, высоко держа шпагу.
– Вы ранили меня! – оскорбленно проговорил он.
– Уж таков мой обычай! – хмыкнул в ответ гасконец.
– Следовательно, мне придется вас убить!
– Если бы так и вышло, я бы несказанно удивился!
– Клянусь собачьим хвостом, с этим я еще ни разу не ошибался…
– Меньше слов, ваша милость, – посмотрим, каковы вы в деле.
Обменявшись этими репликами, противники вновь приступили к поединку. Однако он долго оставался безрезультатным, так как оба фехтовали с невообразимым искусством. Самые виртуозные выпады, неожиданные удары и приемы встречал умелый рипост[88].
– Клянусь собачьим хвостом, – наконец воскликнул король, переводя дух, – вы отменно фехтуете!
– Ваша милость слишком снисходительны ко мне! – насмешливо ответил гасконец.
– Не желаете ли немного передохнуть?
– С удовольствием! – учтиво согласился гасконец и воткнул шпагу в землю. Король последовал его примеру.
В тот же миг на улице послышались звуки торопливых шагов и в проеме ворот возникло новое действующее лицо. То был генерал Луи де Крильон.
При виде начальника королевской стражи миньоны испытали невыразимое облегчение. Они уже начали опасаться, что королю придется туго и им придется ввязаться в драку, чтобы отомстить храброму гасконцу. Вот тут-то и пригодилась бы прославленная шпага де Крильона!
Несмотря на то что черты его лица оставались неразличимы в темноте, король моментально узнал фигуру генерала. Однако он спросил:
– Вы ли это, Крильон?
– Да, – сдержанно откликнулся тот. – Похоже, я подоспел вовремя. Ваша милость нуждается в помощи.
Как и все прочие, Крильон опасался разоблачить инкогнито своего государя, поэтому избегал каких бы то ни было титулований.
Король тем временем продолжал:
– Нам повстречался здесь дворянин с берегов Гаронны, и фехтует он, скажу я вам, на славу!
– Следует делать то, что умеешь и можешь! – небрежно откликнулся гасконец. Тем не менее при звуках его голоса Луи де Крильон вздрогнул.
– Что с вами, генерал? – спросил король.
– Нет-нет… ничего! – генерал сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть в сумраке лицо гасконца.
– Желаю здравствовать, ваше превосходительство! – проговорил тот.
– Тысяча пороховых бочек! Это же он! – вскричал де Крильон.
– Вы хотите сказать, что знаете этого господина? – осведомился король.
– Еще бы не знать! – ответил генерал и поспешно склонился к уху короля.
– Государь! – вполголоса начал он. – Если тридцать лет преданной службы короне что-нибудь значат в ваших глазах, то вы немедленно отошлете прочь этих холуев, нарядившихся дворянами, этих миньонов, смердящих мускусом, этих…
– Тише, тише, генерал! – с явным неудовольствием остановил его король. – В конце концов, речь идет о моих друзьях!
– Но не столь верных, как я, государь! Умоляю вас исполнить мою просьбу во имя короны Франции!
– Ох, Крильон! – проворчал король. – Вечно вы заставляете меня плясать под вашу дудку! Ступайте в замок, господа, – Генрих обернулся к миньонам, – я вскоре вас нагоню.
– Вот это мне по душе! – вырвалось у де Келюса.
– Ну, а мне так и подавно! – эхом отозвался д’Эпернон. О лежавшем в беспамятстве маркизе все словно позабыли, и лишь де Шомбург спросил:
– А что делать с де Можироном?
Крильон пнул неподвижное тело носком сапога и произнес:
– Падаль она и есть падаль. Надобно зарыть ее где-нибудь в дальнем углу сада.
