Яма - Борис Акунин
– Вы в огромной опасности, мадемуазель, – сказал я. – Они, конечно, попробуют довести свое черное дело до конца. Но ничего не бойтесь. Вы под нашей защитой.
Вместо того, чтобы ободриться, Корделия горько-прегорько расплакалась. Я подумал, что она сильно испугалась, но ошибся.
– Это значит… Это значит, что возвращать Лулу они не собираются… Мой малютка, наверно, уже мертв!
– Зачем им убивать пса? – стал утешать ее я. – Это же не свидетель, который сообщит полиции приметы преступников. Просто вышвырнули шавку… я хочу сказать собачку на улицу, и дело с концом. Даже закоренелые злодеи не станут убивать невинную тварь.
Это, положим, было неправдой. Закоренелые злодеи потому и злодеи, что убивают невинных – просто для своего злодейского удовольствия. Но главное, что Корделия немного воспряла духом.
– Я напечатаю объявление во всех газетах! Я пообещаю огромную награду! Моего Лулу будет искать весь Париж!
Она немедленно села составлять трогательное объявление, а мы с господином обсудили положение. Оно было трудное.
– Ты совершенно прав, Маса. Аспен – человек серьезный, как и организация, к которой он принадлежит. Если наша версия верна и они получили заказ на убийство, то от своей цели не отступятся. Мы должны защитить госпожу Эрмин, это главное. Самая лучшая защита – нападение. Если мы найдем и уничтожим банду, девушка будет спасена. Но как одновременно охранять нашу подопечную и вести поиск, непонятно.
– Нам придется разделиться, – сказал я. – Один охраняет, второй ведет поиск. Другого выхода нет.
– Ты опять прав. Бросим жребий?
Я засмеялся.
– Знаю я, как с вами кидать жребий, господин. Просто оставайтесь с Корделией-сан, и всё. Вам ведь этого хочется? А я займусь поиском бандитов. Добуду их хоть из-под земли.
Шутка была смешная, я засмеялся. Ведь гнездо преступников находилось именно под землей. Придумал я и хорошее название для шайки: «Metrobuilders», «Метростроевцы».
Мы расстались.
Эраст Петрович занял оборону в номере, забаррикадировав двери и вывесив снаружи табличку «Не беспокоить» – чтобы преступники не постучались под видом гостиничной обслуги. Я же отправился к мэтру Бертильону.
В префектуре собралось большое совещание. Полицейские очень не любят, когда убивают их товарищей. Все жаждали мщения.
Я сделал доклад, который произвел сильное впечатление. Пришлось только повторять некоторые фразы, потому что французы не отличаются сообразительностью, желудок для них важнее мозга. Говоришь им: «le tunnel qui est près de Rivoli»,[8] а они переспрашивают: «В каком смысле рётунерь?»
Полиция выразила готовность взять нашу клиентку под свою защиту, но я вежливо отклонил это предложение. От профессионалов уровня Аспена и Бриллиантина обычные ажаны не уберегут. Под охраной Эраста Петровича она будет в большей безопасности.
На рю Риволи я привел целый взвод полицейских, вооруженных карабинами. В котловане, где ночью было безлюдно, копошились сотни людей. Они с изумлением уставились на войско, спустившееся в разрез. Прибежал представитель компании «Гном», руководившей рабочими бригадами.
– Это совершенно невозможно! – возмутился представитель, выслушав комиссара. – Ваш китаец всё выдумал. У нас под землей нет никакой секретной базы! Это нонсенс.
Но когда я описал место, где на нас напали бандиты, сердитый господин притих.
– Похоже на контору шестого участка, в четвертой галерее сектора S. Я провожу вас туда.
Мы проделали под землей тот же самый путь. Туннель наполнился топотом, лязгом металла, по своду шарили десятки электрических лучей.
Я, конечно, не рассчитывал, что мы накроем шайку, но надеялся обнаружить какую-нибудь зацепку, которая поможет выйти на след.
В подземном зале, куда сходились галереи и где нас с господином ослепили прожектором, никого не было. Представитель «Гнома» сказал, что эта часть «инфраструктюр» уже не используется, поскольку все работы в данном секторе закончены.
Собрав полицейских, я объяснил им про «миллиметровый обыск», велел докладывать мне обо всём мало-мальски примечательном и обосновался в помещении, которое недавно было моей темницей. Меня поминутно выдергивали, показывали то одно, то другое, то третье, потому что каждый участник обыска трактовал «примечательность» по-своему. Длилось это несколько часов, и ничего полезного обнаружено не было. Не вышло проку и из разговора с представителем «Гнома». На гигантской стройке трудилось почти три тысячи человек: землекопы, бурильщики, прокладчики, электрики, плотники, каменщики. Любой из них мог состоять в банде «метростроевцев». А мог и никто не состоять.
– Нутро Парижа всё изрыто каменоломнями, подземными ходами, канализационными каналами и еще бог знает чем, – сказал мой собеседник. – Испокон веков в этом темном мире прятались шайки преступников. По ночам, когда прекращаются работы и становится безлюдно, в метротуннель можно проникнуть с тысячи разных сторон. О многих лазах мы даже не догадываемся.
Получалось, что день потрачен попусту. Никаких следов я не обнаружил.
В отель я вернулся поздно вечером, усталый и недовольный. Чувствовал себя таксой, которая излазила все закоулки подземной лисьей норы, но зверя не нашла.
Я постучал в дверь с табличкой «Prière de ne pas déranger» условным стуком.[9]
Тишина.
Крикнул:
– Это я, Маса!
Послышался странный звук, похожий на возглас испуга, что-то заскрипело.
Моментально мобилизовавшись, я выхватил «наган», одолженный в префектуре вместо моего канувшего «браунинга», вышиб дверь ногой и ринулся, вернее прыгнул в номер, перевернувшись и перекатившись по полу, чтобы не попасть под пулю. Вскочил, готовый стрелять.
На кровати сидела мадемуазель Эрмин. Она была в нижней юбке, но совершенно обнажена выше талии. Господин стоял рядом. Он, наоборот, был в незастегнутой рубашке, но с голыми ногами. Барышня закрыла лицо ладонями, господин нахмурился.
– Прошу извинить за вторжение, – сухо, с достоинством сказал я, повернулся и вышел.
Я вернул дверь на место, вставил в петли вылетевшие шурупы, стал их вкручивать пальцами.
Меня переполняли горькие чувства.
Верный вассал Тэрада Кацуёри, оставленный охранять семью своего господина, когда все остальные самураи отправились в Корейский поход, шесть лет не прикасался к супруге и не ходил к куртизанкам из солидарности с товарищами, терпевшими лишения войны, а Эраст Петрович не выдержал и шести часов! Это во‐первых. А во‐вторых, недостойно благородного мужа делать объектом страсти (мысленно я употребил более короткое русское выражение) даму, которую ты защищаешь, ведь она находится от тебя в полной зависимости.
Правда, по раскрасневшемуся лицу Корделии-сан было непохоже, что положение объекта страсти ее удручило. Возможно, любовное приключение, наоборот, помогло ей отвлечься от печали. Но в тот момент я был очень зол и даже бормотал вслух разные недобрые слова – на русском, ибо этот язык лучше всего подходит для выражения гневных чувств.
Вдруг, когда я, согнувшись, возился с нижней петлей, мне
