Дэвид Геммел - Македонский Лев
— Это всё? — спросил Ксенофонт, поднимаясь. — Кормишь меня намеками. Почему ты не можешь сказать больше?
— Потому что это все, что я знаю, Афинянин. Ты думаешь, боги передают своим служителям все свое знание? Я сделала то, что должна была сделать. Больше мне ничего не ведомо.
С этой ложью на устах Тамис отошла назад, под палящее солнце, и вышла на улицу.
***Тамис неспешно шла улицами Спарты мимо озера и малого храма Афродиты. Она следовала прямым путем к дверям своего дома — низкого, кособокого, однокомнатного, с очагом посередине и отверстием в крыше, через которое дым уходил из помещения.
В углу стояла узкая кушетка, и больше никакой мебели. Тамис присела на корточки перед остывшим очагом. Подняв руку, она шепнула три слова, и языки пламени вырвались из холодного пепла, ярко вспыхнув. Некоторое время она смотрела в танцующий огонь, пока тяжесть одиночества не опечалила ее. Плечи ее задрожали.
— Где ты, Кассандра? — прошептала она. — Приди ко мне.
Пламя взвилось выше, закручиваясь, словно пытаясь окружить незримую сферу. Постепенно в пламени проступило лицо, царственное лицо, заостренное, с длинным орлиным носом. Не красивое, если быть честным, но привлекательное, с резкими чертами, в обрамлении cлегка вьющихся светлых волос.
— Зачем ты тревожишь мой сон? — спросила огненная женщина.
— Мне одиноко.
— Ты расходуешь свои силы слишком неосторожно. И бессмысленно.
— Почему я не могу призвать тебя? — спросила старуха. — Я очень нуждаюсь в друзьях — мне нужна компания.
— Мир изобилует жизнью, — сказала огненная женщина. — Вот где должны быть твои друзья. Но если тебе надо поговорить, то я готова слушать.
Тамис кивнула и рассказала о тени будущего, о пришествии Темного Бога.
— Как это касается тебя? — спросила Кассандра. — Это лишь часть вековечной битвы между Истоком и Духом Хаоса.
— Я могу остановить рождение, знаю, что могу.
— Прекрати… о чем ты? Ты видела, чему быть. Как ты можешь изменить это?
— Да как ты смеешь задавать подобные вопросы? — вспыхнула Тамис. — Ты, как и я, знаешь, что существуют тысячи тысяч возможных будущих, и все они зависят от решений, принимаемых мужчинами и женщинами, и даже детьми и зверями.
— Об этом я и говорю, Тамис. Твои силы были даны тебе не для того, чтобы манипулировать событиями; это никогда не было путем Истока.
— А может быть именно для того, — перебила Тамис. — Я изучила сотни возможных будущих. По меньшей мере в четырех Темному Богу можно помешать. Всё, что мне нужно было сделать — это отследить линии развития в обратном направлении, до элемента, который изменит ход истории. И я сделала это!
— Ты говоришь о мальчишке Парменионе, — печально проговорила огненная женщина. — Ты ошибаешься, Тамис. Тебе следует прекратить свое вмешательство. Значение происходящего неведомо тебе; оно больше, чем все миры; это часть космического противостояния Хаоса и Гармонии. Ты даже не представляешь, какой ущерб можешь нанести.
— Ущерб? — с сомнением переспросила Тамис. — Я знаю, что ущерб будет нанесен, когда Темный Бог вырвется на свободу и сможет ходить по земле в человеческом обличии. Горы омоются кровью, реки исторгнут черный дым. Земля будет опустошена.
— Я вижу, — сказала Кассандра. — И, конечно, ты одна обладаешь силой противостоять злу?
— Не поучай меня! Ты считаешь, что я должна уйти, как ушла ты, дав пророчества, которым никто не поверил? Какой от них был прок? Какой был прок от тебя? Исчезни!
Огонь померк, лицо исчезло.
Тамис вздохнула. Правильным или ошибочным было это направление, но выбор сделан. Парменион станет Воином Света, отражающим тьму.
Не вмешиваться! А как они думают, кто разрушил планы прошлого Пришествия более двадцати лет назад, когда ребенку было предназначено родиться у Царя Персии? Кто проник в сознание наложницы ночью зачатия и заставил ее взобраться на вершину башни и броситься вниз, на камни?
— Это была я! — прошептала Тамис. — Я!
«И ты была неправа,» — сказал слабый голос в ее сознании. — «Ты неправа теперь. Парменион должен сам прожить свою жизнь. Не тебе подменять его судьбу.»
— Я не подменяю ее, — сказала она вслух. — Я помогаю ему исполнить ее.
«Он должен быть волен выбирать самостоятельно.»
— Я дам ему выбор. В решающий момент его жизни, я приду к нему. Я предоставлю ему выбор.
«И что если ты ошибаешься, Тамис?»
— Я не ошибаюсь. Темный Бог должен быть остановлен. И его остановят. Оставь меня!
В последовавшей тишине Тамис с тяжелым сердцем оглядела нищенскую комнату. Со своими силами она могла бы обзавестись богатым дворцом, жить с блеском. Но она выбрала это.
— Я посвятила свои силы Истоку, — сказала она комнате. — И Свет всегда со мной во всех моих делах.
Некому было согласиться или возразить, но Тамис по-прежнему была неуверена. Она указала на пламя и произнесла имя. Появилось лицо мужчины.
— Сыграй мне, Орфей. Пусть музыка успокоит мое сердце.
Едва сладкие ноты лиры зазвучали в комнате, Тамис отошла к своей постели, легла на спину и стала думать о будущих, которые видела. В трех из них Темный Бог рождался в Спарте, правящем полисе Греции.
Три возможных отца. Леарх, который мог вознестись к величию. Нестус, близкий к царской семье. И Клеомброт, который мог стать Царем.
Тамис закрыла глаза. «Теперь мы посмотрим, какова твоя судьба, Парменион,» — прошептала она. — «Теперь мы посмотрим.»
***Парменион лежал на склоне холма к востоку от города и смотрел, как бегают молодые девушки. Собственный интерес к их делам удивлял его, так как он не испытывал его до прошлого лета. Он припомнил день, когда новый вид удовольствия пришел в его жизнь. В тот день он бежал вверх и вниз по холмам, как вдруг голос, сладкий, как рождение утра, заговорил с ним.
«Что ты делаешь?»
Парменион обернулся и увидел девицу, примерно лет четырнадцати. Она носила простую белую тунику, сквозь которую ему было видно не только изумительную форму ее маленьких грудей, но также и соски, натянувшие льняную ткань. Ноги ее были загорелы и гладки, талия — стройна, бедра — округлы. Он смущенно поднял взор, беспокоясь, что покраснел — и обнаружил, что смотрит в широкие, серые глаза на лице исключительной красоты.
«Я… бегал», — ответил он.
«Я видела», — сказала она, подняв руку и запуская пальцы в рыжевато-золотистые волосы. Пармениону показалось, что свет солнца заиграл в ее локонах, сияя как бриллианты. — «Но скажи мне, почему?» — продолжила она. — «Ты взбегал на холм. Потом сбегал вниз. И снова вверх. Это же бессмысленно».
