Михаил Голденков - Три льва
— Верно, — согласились остальные…
* * *Увы, поражение подляшского каштеляна Лужецкош под Четвертиновкой от большого турецко-татарско-русинского войска резко осложнило положение на театре военных действий, усилило угрозу на южной границе. Лужецкий не зря сомневался в исходе боя. Вновь турки и татары с казаками пошли в атаку огромной массой, вновь их не остановил шквал огня картечниц, пушек и мушкетов. Впрочем, на головы солдат Лужецкого также обрушилось немалое число ядер турецких орудий. А пушек у турок оказалось во много раз больше, чем у посполитого войска. Сконцентрированная теперь на левом берегу Днестра турецкая армия имела мощную артиллерию — около 100 орудий разного калибра. Турецкое командование, действуя по своему плану, считало первейшим заданием овладение Каменцем для дальнейшего продвижения вглубь Польской Руси. Однако и султан, и визирь понимали: фортеция в Каменце крепкая, с ней придется повозиться. Особенно пугали турок многочисленные пушки города. Единственное, что успокаивало Кепрюлю, так это донесения шпионов о том, что в городе очень мало специалистов по этим пушкам — всего двое от бывших недавно шестерых…
Глава 7 Мальгожата
Подолье… Кмитич еще пока не бывал в этой, как он сам полагал, южно-литвинской стране, пусть она официально и входила в состав Польши. По книгам Кмитич знал, что еще в 1362 году великий князь литовский Ольгерд, разгромив в битве при Синих Водах трех татарских ханов, присоединил к Литве Подолье. Литвины на этой новой и пока что необустроенной территории начали возводить свои крепости, селиться сами… Расходы на постройку этих оборонных укреплений, правда, полностью возложили на плечи местных князьков в виде всевозможных налогов. Ну а в 1385 году состоялась Кревская уния, соединившая в одно государство Литву и Польшу. И вот с тех пор поляки начали методично отсуживать себе эти русские земли, пока не завладели всей Русью… Кмитич с любопытством сравнивал эту то покатистую, то местами холмистую, частично покрытую лесами местность, где реки текут в широких долинах, где есть пруды, а иногда и болота, с лесами, реками и долинами.
— Здесь так все особенно! — говорил с восторгом Кмитич Михалу.
— Местность как местность, — пожимал плечами Несвижский князь, — только более гористая. У нас же гор совсем нет.
— Э, братко Михась! — сокрушенно качал головой Кмитич. — Ну не чувствуешь ты природы! Не чувствуешь!..
Рельеф Приднестровья резко отличается не только от литвинского, но и от соседнего побужского. Здесь, в Приднестровье, пересекаемом различными реками, текущими по глубоким и скалистым долинам, впадающими в Днестр, создавалось и впрямь впечатление гористой местности.
Отряд Кмитича петлял и прыгал по холмистым дорогам, и первая половина пути в Заболотово прошла довольно-таки быстро только благодаря веселой болтовне казацкого куренного Вяселки. Этот тучный, но весьма энергичный и разговорчивый пан все время что-то либо кого-то обсуждал, с жаром вовлекая в беседу то Михала, то Кмитича. Фамилия Вяселки (что по-литвински — радуга) подходила этому казаку как нельзя лучше: словно разукрашенный радугой-вяселкой, Вяселка имел темно-русый выстриженный чуб с седым локоном на своей сизой лысой макушке, ярко-рыжие пышные усы, красные, как спелые яблоки, щеки и фиолетовый от горилки мясистый нос. Такими же по-радужному разноцветными были и его веселые глаза — один карий, другой — синий, как небо… Вяселка все время поносил на чем свет стоит Богдана Хмельницкого, хвалил его сына Юрия и вновь ругал гетмана Дорошенко за его союз с турками и крымчанами. Похоже, Михалу бичевание Дорошенко не особо понравилось.
— Погодите, спадар Вяселка, — прервал Михал гневную тираду куренного, — если бы Польша дала вольную Руси, то мы бы сейчас не бились здесь против Дорошенко и турок.
— Да Дорошенко наплевать на вольность Руси, — замахал своим длинным оселедцем Вяселка, — как и Хмельницкому было наплевать. Все, что интересовало этих гетманов, — личные привилегии и права! Вспомните Хмеля! То к москалям подался, то к шведам, то обратно к ляхам… Кто больше даст! Казаки, они как были половцами-кочевниками, так и остались, паны мои любые! Смотрят, где куш пожирней. А государства собственного им вовсе не надо!
— Стало быть, и вам тоже? — нахмурился Михал.
— Э, нет! — засмеялся Вяселка. — Я же хоть и казак, но русский. Чистокровный русин! Мне свободу своей страны завоевать надо. А Дорошенко сюда турок напустил! О стране думает? Нет же! От магометян этих здесь легче точно уж не станет, разве одному лишь Дорошенко! О себе и власти своей только и думает наш Пятро!..
Отряд Кмитича приближался к Заболотову, который должен был показаться вскоре за лесом, куда уходила дорога. Казаки, ехавшие за драгунами Михала, в своих свободных синих и красных свитках, качая высокими папахами с малиновыми колпаками, свисающими до затылка, дружно и стройно запели:
Гей, гей, гей,Дымом небо вкрыло,Дымом небо.Крымськи селы ща палалы,Гей палалы…
Вдруг ехавший впереди Кмитич предупреждающе поднял левую руку. Все встали, стройная песнь враз смолкла. «Молодцы казачки, чуткие хлопцы», — подумал при этом Кмитич, довольный, что на его команды так шустро реагируют люди Вяселки.
У дороги при въезде в молодой лесок лежал человек. Кмитич, Михал и Вяселка спешились, приблизились к лежащему на земле. Это, судя по голубому мундиру венгерского строя, был польский гайдук, скорее всего, ротмистр. Мундир на груди гайдука, пробитый пулей, потемнел от запекшейся крови.
— Тю! — покачал бритой сизой башкой Вяселка. — Кажись, люди Дорошенко его кокнули. О, це ж, гадюки!
— Стойте все на месте. Ждите от нас сигнала. Сигнал — выстрел, — сказал драгунам и казакам Кмитич. Они вновь впрыгнули в седла и втроем осторожно углубились по дороге в лес. Лес был слегка заболочен с левой стороны и зарос низким кустарником с правой. Вскоре впереди послышался какой-то шум, словно там, за деревьями и кустами, шла небольшая ярмарка.
— Явно это не бой, — сказал Кмитич. Они пришпорили коней и ускорили продвижение. Неожиданно дорога расширилась на повороте, а всадники уперлись в большую группу солдат.
— Так это же шведы! — воскликнул Михал, глядя на солдат в темно-оранжевых казаках со множеством пуговиц, в маленьких круглых шляпах с узкими полями — форма шведских пехотинцев. Их было тут человек тридцать. Солдаты почти не обратили внимания на подъехавших Кмитича, Михала и Вяселку, ибо они были жутко заняты тем, что растаскивали брошенный, скорее всего, польскими шляхтичами, бежавшими от казаков Дорошенко, обоз. Тут стояло целых три полных груженых повозки, в которых Кмитич разглядел фламандские и итальянские картины, серебряные и позолоченные подсвечники, кубки, меховые шубы, шапки, декоративное холодное оружие… На картины, впрочем, солдаты не обращали никакого внимания, хватая лишь самое, на их взгляд, ценное. Хотя шведской эту пехоту можно было назвать весьма условно — все солдаты были финнами, офицеров среди них видно не было, и на вопросы Кмитича на шведском языке они лишь пожимали плечами, отвечая что-то неразборчивое, по-фински.
