Бернард Корнуэлл - Дьявол Шарпа
— Замок на хранилище цел. — Шарп показал карабин, — Второй головорез пытался пальнуть в меня, но эта штука не выстрелила.
— Что так? Забыл зарядить?
Шарп открыл полку. Порох, слегка подмокший, имелся. Тронув курок, стрелок обнаружил, что он болтается. Шарп вытряхнул с полки её содержимое и с размаху ударил прикладом о пол. По его предположению, дерево ложи разбухло от сырости, заклинив внутреннюю пружину. Обычный сбой дешёвого оружия. От сотрясения пружина высвободилась, и кремень щёлкнул о пустую полку.
— Сырое дерево? — кивнул на карабин Харпер.
— Спасло мне жизнь. Ублюдок целился в меня с пяти шагов.
На пластине замка красовалось клеймо Кадисского оружейного завода. Армейский карабин. Отгремевшая в Европе война наводнила оружием весь мир.
Обвинённая Шарпом в сговоре с грабителями кухарка, мелко крестясь и призывая всех святых в свидетели, поклялась, что не впускала злодеев, что они, наверно, проникли с крыши церкви.
— Такое случалось и раньше, сеньор. Потому-то хозяин и обзавёлся комнатой с железной дверью.
— Что теперь делать? — осведомился Харпер, бинтуя рану.
— Я подам официальную жалобу. Оно, конечно, как мёртвому припарка, но так положено.
Не откладывая, Шарп поспешил обратно в Цитадель. Диктуя унылому писарю список украденного имущества, стрелок не питал иллюзий. Он даром терял время.
Вернувшийся Блэйр так ему и сказал.
— Таких ограблений здесь — по сто в неделю. Вальдивия: жулик на жулике сидит и жуликом погоняет. Список ваш клерк выбросил в мусорную корзину, едва вы за порог вышли. Завтра пойдём покупать вам новое добро.
— И высматривать чёртовых воришек. — угрожающе проворчал Харпер.
— Да бросьте. Их никогда не поймают. Испанцы выжигают попавшимся букву «L» на лбу, но помогает это мало.
«L» от «ladron», «злодей», сообразил Шарп.
— Вот потому-то я и озаботился оборудовать хранилище. Чтоб туда проникнуть, надо что-то посерьёзнее, чем пара тощих воришек.
Консул пребывал в отличном расположении духа. На «Черибдисе» его порадовали бутылкой вожделенного джина.
Ночью Блэйр снова напился и вновь с пьяным упорством предлагал Шарпу с Харпером своих служанок:
— Они чистые. Ни сифилиса, ни другой заразы. Для вас они расстараются в кровати, иначе я с них шкуру спущу!
— Нет уж, спасибо.
— Зря, подполковник, очень зря!
За ночь небо очистилось от туч, и восходящее солнце золотило вершины Анд. Что-то радостное витало в воздухе. Шарп, проснувшись, чувствовал себя счастливым, пока не вспомнил о вчерашней краже. Необходимость волочиться за новыми рубашками, брюками и прочей дребеденью окончательно испортила настроение. По крайней мере, утешал себя стрелок, у него хватило ума приодеться для визита к Маркуинесу. Благодаря этому удалось сберечь от воров зелёный казимировый плащ, за пропажу которого Шарпу могло здорово нагореть от Люсиль. Француженка всегда считала, что Шарп должен одеваться элегантнее, и покупка зелёного казимирового плаща была её первой победой над упрямством мужа. Шарп крякнул. От воров он плащ уберёг, но зато основательно извозил его в грязи. Ну да ничего, навоз — не кровь, отстирается.
Одевшись, Шарп понёс плащ вниз, чтобы выяснить, смогут ли служанки Блэйра отчистить пятна.
Поднявшийся ни свет, ни заря консул хмуро хлебал кофе в гостиной. Он был не один. За столом Шарп с удивлением увидел Маркуинеса. Капитан сидел, заложив ногу за ногу. Подмышкой он держал отделанный золотом кивер с излишне пышным султаном.
— Здравствуйте, подполковник! — Маркуинес был любезен до приторности.
— Готов наш пропуск? — кисло поинтересовался стрелок вместо ответного приветствия.
— Упоительно прекрасное утро, не находите? — капитан сверкнул зубами, и Шарп поймал себя на мысли: сиди Маркуинес лицом к солнцу, быть бы сейчас Шарпу слепым, как крот. — Наш благородный хозяин предложил мне кофе, и я не смог отказаться, хотя надо спешить, ведь нас с вами вызвал сам капитан-генерал.
— Вызвал? — выделил Шарп покоробившее его слово.
Блэйр за спиной Маркуинеса чуть ли не выпрыгивал из кожи, мимикой и жестами намекая Шарпу, что тот мог бы вести себя с испанцем вежливей.
Улыбка Маркуинеса стала шире:
— Совершенно точно, подполковник. Вызвал.
Шарп налил себе кофе:
— Я — не его подчинённый, чтобы он меня вызывал.
Блэйр выпучил глаза и сокрушённо начал:
— Э-э, подполковник Шарп имел в виду…
— Подполковник Шарп укорил меня. — перебил его Маркуинес, — Укорил небезосновательно. Приношу вам, подполковник, свои глубочайшие извинения за неточную формулировку. Его Высокопревосходительство капитан-генерал Батиста послал меня к вам спросить, не соблаговолите ли вы и мистер Харпер пожертвовать некоторым количеством вашего времени ради того, чтобы доставить Его Высокопревосходительству неизъяснимое удовольствие и честь личного знакомства с героями минувшей войны?
Приёмная Батисты представляла собой просторный зал с огромным резным гербом над камином. В очаге, несмотря на тёплую погоду, тлели дрова. Всё окна были открыты. По мысли хозяев, убранство комнаты, от раскрашенного герба до каменных колонн, должно было воплощать величие королевской власти. Однако взгляд всякого входящего накрепко приковывали к себе не яркая государственная эмблема, не портреты монархов на стенах, а порывистый мужчина, стремительно шагавший вдоль длинного стола перед камином, надиктовывая что-то между делом четырём адъютантам. Несколько десятков офицеров ловили каждое слово мужчины, буквально заглядывая ему в рот. Капитан-генерал Батиста во всём блеске: быстрота, решительность, натиск во всём.
Мигель Батиста был высок, сухощав. Густо напомаженные чёрные волосы были зачёсаны назад. На бледном до синевы лице выделялись длинный хрящеватый нос и умные, с хищным блеском, глаза, смотревшие на мир свысока. На нём была форма, доселе невиданная Шарпом: изящный кавалерийский мундир чёрного цвета, чёрные рейтузы, чёрные ботфорты, даже ножны сабли обтягивала чёрная ткань. Единственным указанием ранга служили скромные серебряные эполеты. Простотой и благородством облачения капитан-генерал выгодно отличался от аляповатого великолепия мундиров его подчинённых. Кто-то из них пришёл с прошением, кто-то с докладом, но каждый, сам того не зная, выбрался из тёплой постели в столь ранний час, чтобы на правах статиста и зрителя поучаствовать в представлении, устраиваемом исполнителем главной роли Мигелем Батистой ради своего настоящего ценителя — Мигеля Батисты. Роль ему досталась сложная (шутка ли? правитель целой колонии!), но он справлялся, упиваясь каждым своим жестом, каждым словом, с сострадательностью бездушного механизма походя решая чужие судьбы. Щёлк! Кавалерийский лейтенант получил разрешение жениться. Щёлк! В поездке на родину майору артиллерии, у которого при смерти мать, отказано.
