Яков Свет - Последний инка
Сокрушаться было поздно…
Вечером 26 августа 1533 года инку вывели на площадь. Фарисей Вальверде через негодяя Фелипильо обратился к Атауальпе с речью. Он призвал инку покаяться в грехах и принять крещение. За это он сулил ему не свободу, а «легкую» казнь.
Инка крестился и в честь Иоанна Крестителя назван был Хуаном Атауальпой. Затем палач накинул ему на шею петлю и удушил.
В момент казни толпившиеся вокруг лобного места испанцы молились о спасении души «раба божьего Хуана».
Похоронили инку весьма торжественно. Панихиду служил его убийца Вальверде. Писарро облачен был в траурные одежды. Он проливал над гробом инки крокодиловы слезы.
ПОХОД НА КУСКО
Приговаривая к казни Атауальпу, Писарро рисковал многим. Ведь еще не завоеванная страна была в его руках именно потому, что в Кахамалке сидел на привязи инка, любой приказ которого был законом для всех тауантинсуйцев.
Но коль скоро нет инки, то нет и законов, а в таком случае, никому не возбраняется протыкать бородатых дьяволов копьями и сбрасывать на их головы камни на горных дорогах.
Следовательно, на место Атауальпы спешно надо было посадить нового инку. Разумеется, из тех потомков Пачакути, которые менее всего походили бы на своего великого прадеда.
И выбор Писарро пал на одного из братьев Атауальпы – Тупа-ка-Уальпу.
Эстремадурский свинопас торжественно короновал внука Солнца и заставил нового инку дать присягу в верности испанским «покровителям».
Дело оставалось теперь за малым – занять столицу страны Куско и прибрать к рукам все тауантинсуйские земли.
И в начале сентября 1533 года Писарро с «армией» в пятьсот человек вышел из Кахамалки и направился к Куско.
Почти нигде испанцы не встретили сопротивления. Только в одном месте, вблизи тауантинсуйской столицы, передовой их отряд попал в засаду, но отрядом этим командовал де Сото, способнейший военачальник писарровской «армии», и он вывел из западни своих солдат. Затем, когда к де Сото Альмагро привел подкрепление, оба вожака вступили в бой с тауантинсуйцами и наголову их разгромили.
В ночь на 15 ноября, спустя год после битвы на треугольной площади Кахамалки, Писарро подошел к Саксауаману, и наутро испанское войско торжественно вступило в Куско.
В поверженной столице поверженного царства эта разбойничья орда чувствовала себя неуютно. Не верилось, что империя инков действительно покорена и пригвождена к трону испанского короля. Не верилось, что тихие тауантинсуйцы смирились со своей горькой участью. Не верилось, что все убийства, грабежи и насилия сойдут с рук и что не наступит час возмездия и расплаты.
И квартирмейстеры наместника Новой Кастилии не решились занять для войска дворцы Пачакути, Тупака-Юпанки, Уайна-Ка-пака и Уаскара. Солдаты разбили палатки на центральной площади Куско, у ворот храма Солнца.
Писарро был мастером разбойного промысла. Он знал, как и когда следует грабить. «Стригите овцу, но старайтесь не содрать с нее кожу», – так не раз он говорил своим удальцам.
И на этот раз он строго-настрого наказал им: не трогайте мирных обывателей. Опустошайте дворцы, разоряйте храмы, но оставьте в покое частные дома.
Во дворцах и храмах, даже после того, как из них вынесли сокровища, которыми Атауальпа надеялся откупиться от гибели, золота и серебра было очень много.
Храм Солнца уже успели разграбить писарровские послы. Но послы не тронули мумий, послы не успели разобрать полы, разворотить все стены. Этим занялись писарровские молодчики.
В одной из пещер в окрестностях Куско грабители нашли десятки сосудов из чистого золота, золотые светильники, золотые статуи полутора– и двухметровой высоты. В сокровищницу Писарро свозилась золотая и серебряная посуда, парадные одежды инкских вельмож: туники, усеянные золотыми пуговицами, плащи, украшенные драгоценными камнями, статуи, листы золотой и серебряной облицовки храмов, ожерелья, аграфы, браслеты и брошки.
Жрецы и дворцовые служители без звука отдавали испанцам все ценности. Но Писарро казалось, что они скрывают от него львиную долю сокровищ, что где-то есть тайники, полные золота. И он велел разрыть все места погребения, он приказал нещадно пытать слуг инки и жрецов.
И удалось собрать урожай, почти столь же обильный как в Ка-хамалке. Каждый всадник получил шесть тысяч песо, каждый пехотинец – три тысячи.
Это неожиданное богатство отнюдь не осчастливило писарров-скую братию. И вовсе не потому, что на долю участников этих драматических событий досталось меньше той доли, на которую они рассчитывали. Нет, причина была совсем иной. Золота в Куско оказалось столько, что цена на него мгновенно упала. А товаров, до зарезу нужных испанцам, в городе было очень мало. И в итоге за бутылку вина приходилось отдавать шестьдесят песо (то есть полфунта золота!). Пара башмаков стоила сорок песо, а за лошадь давали две-три тысячи песо.
Кроме того, легкую наживу испанские добытчики расточали с легким сердцем. За ночь в карты и кости проигрывались целые состояния. В одну такую безумную ночь солдаты Сьерра де Легисано (о нем мы позже еще многое услышим) проиграл «царь-диск» – золотое солнце Кориканчи.
Когда оргия грабежей закончилась, Писарро вплотную приступил к государственным делам.
Жизнь на биваках имела свои прелести, но испанцы пришли в Перу не на месяц и не на год, а на долгие века. Стало быть, требовалось как-то упорядочить систему выжимания соков из тауантин-суйской земли. Надо было, кроме того, прибрать к рукам все области, города и селения Перу и, по возможности, расширить пределы этой новой заморской провинции Испании.
Прежде всего Писарро решил заменить марионеточного инку Тупака-Уальпу другим, более подходящим кандидатом.
Мы уже говорили, что, с точки зрения тауантинсуйцев, законным претендентом на престол мог считаться лишь тот из сыновей усопшего инки, в жилах которого не было ни капли неинкской крови.
Тупак-Уальпа так же, как и Атауальпа, был «полукровкой». Но у Уайна-Капака имелось несколько законных сыновей. Старшим из них был Уаскар, за ним следовал Манко.
В год битвы у Кахамалки и похода на Куско ему было лет двадцать пять. От своего прапрадеда Пачакути он унаследовал ум и отвагу, но с Писарро, этим прожженным хитрецом и интриганом, ему тягаться было трудно: испанские нравы он еще знал плохо, и не мудрено, что старый эстремадурский ловчий заманил его в свои сети.
Тупак-Уальпу прогнали, и в марте 1534 года сам Писарро возложил на голову Манко царственную льяуту дома инков.
Обряд этот совершен был на центральной площади Куско, куда согнали вконец умученных пытками жрецов. Из полуразрушенной Кориканчи вынесли ободранные мумии предков нового инки, испанские трубачи возвестили начало и конец печальной комедии, а затем живого инку и мертвые мумии усадили за пиршественный стол. Мумии и инку усиленно поили чичей. Мумии, естественно, сохраняли отменную трезвость, чего нельзя было сказать о бедном Манко, которого Писарро сознательно спаивал вином и чичей.
