Юрий Шестера - Бизерта
На другой день к полудню море начало успокаиваться, небо прояснилось, и на северо-западе стали вырисовываться вершины гор острова Сицилия с доминирующим над ними белоснежным конусом Этны высотой более трех тысяч метров. И еще долго был виден этот мощный вулкан, хотя до него было не менее ста миль.
Когда же берега Сицилии начали исчезать, то к вечеру, уже в дымке, на горизонте появилась темная полоса другого берега. Это был скалистый итальянский остров Пантеллерия, мимо которого «Алексеев» прошел на довольно близком расстоянии.
А рано утром наконец-то открылся африканский берег в виде высокого мыса Кал Бон, у подножия которого виднелся уже прихваченный ржавчиной остов наполовину затопленного французского броненосца, ставшего одной из жертв минувшей мировой войны. Кадеты сгрудились на верхней палубе, молча всматриваясь в останки погибшего корабля и рисуя в своем воображении картину последнего боя, приведшего к его гибели. Ведь далеко не одно и то же — слушать в аудитории лекции о войне по курсу истории военно-морского искусства или воочию видеть результаты ужасной трагедии, разыгравшейся вот здесь, в этом конкретном месте.
Через несколько часов, уже под вечер, линейный корабль «Генерал Алексеев», преодолев канал с помощью двух французских буксиров — спереди и сзади, как и положено столь крупному кораблю, — отдал якорь на внешнем рейде Бизерты в полумиле от города. И все моряки жадно вглядывались в него — что же ждет их здесь, на чужбине?..
* * *Переход через Средиземное море от Константинополя до Бизерты оказался для его пассажиров неожиданной и приятной переменой обстановки после более чем месячной стоянки в Константинополе, связанной с лишениями и бытовыми неудобствами на многих судах эскадры.
«Константин» хорошим ходом пересекал Эгейское море. Множество островков, где у самого берега белые дома походили издалека на большие белые камни под ярким солнцем, представляли собой красочную картину архипелага.
Иногда «Константин» заходил в какой-либо порт по пути следования. И тут же множество лодок окружало пароход. Горы халвы, апельсинов, сухого инжира, рахат-лукума — чего только в них не было! Трудно было устоять перед этим соблазном, и некоторые дамы, у которых оставались еще драгоценности, спускали на веревочке кольцо или браслет, чтобы обменять их на эти лакомства для своих детей.
Ольга Павловна с Ксенией радовались хорошей погоде, хотя и понимали, учитывая предупреждение Степана Петровича, что в декабре это не могло долго продолжаться. И действительно, ветер стал свежеть, когда «Константин» вошел в Наваринскую бухту. Они с замиранием сердца смотрели на линейный корабль «Генерал Алексеев», который одиноко стоял на якоре в центре бухты. Ведь на нем находился их Павлик. Но, как говорится, видит око, да зуб неймет. И они, конечно, так и не смогли встретиться, ибо уже на следующий день «Константин», наполнив свежей водой из речки свои бочки, покинул Наваринскую бухту.
Однако в их души запал рассказ одного из офицеров морского ведомства о морском сражении, произошедшем здесь почти сто лет назад с турецко-египетским флотом, которое закончилось полной победой союзников: русских, англичан и французов. И сердца двух пассажирок «Константина» наполнились гордостью за этот подвиг моряков русского флота, к которому принадлежал и горячо любимый ими Степан Петрович.
* * *После того как пассажирский пароход покинул Наварин, погода стала портиться и началась сильная качка. Пассажиры стали страдать морской болезнью, а попросту говоря — их укачало. А советы молодых офицеров дамам — «побольше харчить», то есть кушать, — не имели практически никакого успеха.
Бурное море, густой туман, богатая фантазия и несдержанность молодости способствовали появлению видений. Среди толпившихся на верхней палубе пассажиров кто-то, видимо, из молодых новобрачных жен, разлученных на время перехода со своими мужьями, оставшимися на своих кораблях, закричал, что какой-то миноносец несется прямо на них. А кто-то, видимо, под впечатлением рассказа о морском сражении, произошедшем в Наваринской бухте, «поправил», что это, мол, турки идут на нас войной. Поднялся шум, крики, кто-то громко зарыдал…
— Молчать! Кликуши — по каютам!
Неожиданный окрик капитана мгновенно разогнал взволнованную женскую толпу. И это всегда такой вежливый капитан!
Когда Ольга Павловна с дочерью, выполняя его приказ, поспешно спустились в свою каюту, то Ксения, видимо, находящаяся под сильным впечатлением от его громкого окрика, неожиданно для нее спросила:
— А наш папа как командир корабля тоже может вот так же резко обращаться к своей команде?
— А как же, Ксюша! — ответила та, несколько удивленная вопросом дочери. — Только, конечно, тогда, когда в этом есть крайняя необходимость. Как, например, то, что произошло только что сейчас, — пояснила Ольга Павловна и, подумав, добавила: — Тем более, что в отличие от «Константина», на его миноносце нет женщин и детей, так что можно особо и не стесняться в выражениях.
Ксения задумалась над столь откровенными для нее словами матери.
— А папа когда-нибудь подобным образом выражался при тебе? — несколько смущенно спросила Ксения и пояснила: — Раз ты так уверенно говоришь об этом, то, стало быть, это могло и быть.
Ольга Павловна понимающе улыбнулась:
— Только один раз, Ксюша.
— А ты можешь рассказать, как это было? — спросила та, лукаво посмотрев на мать.
— Конечно. В этом нет никакого секрета. Еще во Владивостоке мы с папой как-то ехали на извозчике. А так как этот город расположен на сопках по берегам бухты Золотой Рог…
— Как и бухта в Константинополе? — удивленно перебила ее Ксения, пораженная этим неожиданным совпадением.
— Совершенно верно. Ее так назвали русские моряки, первыми открывшие ее, потому что она очень похожа на эту самую бухту, неоднократно посещаемую ими до этого, — пояснила та и встрепенулась: — Кстати, среди них был и твой дедушка, Петр Михайлович, служивший мичманом на фрегате «Аскольд».
— Еще один из представителей флотской династии Шуваловых! — с гордостью воскликнула Ксения.
Ольга Павловна согласно кивнула головой и продолжила:
— Потому-то там практически и нет ровных улиц или хотя бы с небольшими ровными участками. И вот, спускаясь под довольно крутой уклон на одной из них, кучер, видимо, замешкался, и нашу повозку понесло вниз. «Сейчас разобьемся!» — испугалась я. Кучер же, натянув вожжи, изо всех сил пытался остановить лошадь, но у него ничего не получалось. И тогда папа рывком подался вперед, вскочил на облучок рядом с кучером и, перехватив у того вожжи, направил лошадь в декоративные кусты, росшие вдоль обочины улицы. Колеса повозки запутались в кустарнике, и лошадь, храпя, наконец-то остановилась. Вот тогда-то папа и высказал кучеру все то, что о нем думал. Я же, потрясенная произошедшим, лишь видела, как прохожие, приостановившись, с интересом наблюдали за тем, как лейтенант распекал кучера самыми отборными выражениями из ненормативной флотской лексики.
