Александр Бушков - Авантюрист
Вот с кем Сабинин охотно бы поговорил – как-никак это был живой свидетель и участник тех славных сражений, о которых доводилось лишь читать в серьезных трудах военных теоретиков. Однако он, заезжий болгарин, никак не мог показывать перед стариком свое очень уж близкое знакомство с военным делом и военной историей – откуда оно у вечного студента, повесы не без некоторых средств, до сих пор так и не пристроенного к серьезному делу? Увы…
Он полуотвернулся от проезжей части и, лениво ковыряя концом трости щель меж плоскими булыжниками, краем глаза наблюдал, как престарелый здешний цербер беседует с почтальоном в форменном австрийском кивере. По этому почтальону вполне можно было сверять часы изо дня в день, вот что значит немецкий порядок, хотя австрияки, если беспристрастно разобраться, немцы вроде как бы и второсортные. Особенно это касается их наречия под названием «хохдейч». Сабинин не сразу и смог понимать старика Обердорфа, но помаленьку наладилось…
Точно рассчитав момент, когда Обердорф, церемонным кивком распрощавшись с почтальоном, поплетется к воротам, Сабинин двинулся ему навстречу, и они столкнулись нос к носу словно бы невзначай – по крайней мере старик именно в случайность и должен был верить…
– О, герр Трайкофф… Вам, кстати, письмо.
– И вся остальная корреспонденция, насколько я понимаю, в пансионат адресована? – непринужденно спросил Сабинин.
– Да, именно.
– Давайте, я отнесу, – сказал Сабинин, с той же непринужденной, дерзкой вежливостью вынимая из рук старика тоненькую пачку конвертов и открыток. – К чему вам утруждать себя? Вы, как-никак, не юный посыльный, вы человек заслуженный…
Первым делом он бросил быстрый взгляд на адресованное ему письмо. Адрес написан по-немецки уверенным, четким почерком образованного человека, совершенно незнакомым: название пансионата, фамилия, приписка по-французски: De la part d’un ami devoue le vos amis. [13]
– Дама, герр Трайкофф, я полагаю? – в приливе старческого любопытства поинтересовался Обердорф. – Вы не могли скрыть радость.
– Вы удивительно догадливы, герр Обердорф, – весело сказал Сабинин. – От вас ничто не укроется… Наконец-то… Да, вот что мне пришло в голову, – добавил он елико мог небрежнее. – Если у вас нет возражений, в дальнейшем я буду забирать у вас всю корреспонденцию, адресованную в пансионат. И друзья меня об этом просили, и личные причины имеются… А вам за труды я буду платить крону в неделю. Сегодня как раз понедельник…
Он вынул серебряный кружочек, где на одной стороне красовался профиль короля и императора в лавровом венке, прямо-таки античном, а на другой – высокая австрийская корона, на взгляд Сабинина, смахивавшая скорее на шапку какого-то из азиатских народов. Каковое мнение он благоразумно удержал при себе, чтобы не войти в контры со здешним законом об оскорблении величества.
Старикан принял серебряную монету с величайшей охотой, даже заулыбался:
– Меня это вполне устраивает, герр Трайкофф… Почтальон приходит в половине одиннадцатого…
– Да, я уже успел заметить. Я буду выходить к вам именно в это время. Мы, болгары, тоже умеем быть педантичными.
– Должен вам заметить, господин Трайкофф, что вы напоминаете скорее немца, – льстиво заявил Обердорф, очевидно, считавший своим долгом пред лицом столь щедрой платы проявить и должную угодливость. – Те болгары, что здесь жили до вас, выглядели совершенно иначе: всклокоченные брюнеты, платье на них всегда сидело крайне дурно, галстуки завязаны криво, они постоянно шумели, махали руками, от них, простите, пахло чесноком…
– Ну, среди нас встречаются самые разные люди, – сказал Сабинин, немного встревоженный этими этнографическими наблюдениями старикашки. – И брюнеты, и блондины – как и среди немцев. Одни воспитаны хорошо, другие плохо, вот и всё…
– О да, я понимаю. Вы – совсем другое дело. Вы ведь были офицером, герр Трайкофф?
– Почему вы так решили? – спросил Сабинин, чье хорошее настроение мгновенно улетучилось.
– Помилуйте, старый солдат такие вещи замечает сразу! У вас, герр Трайкофф, классическая офицерская походка, вы часто продолжаете как бы придерживать левой рукой эфес сабли, да и выправка дает себя знать…
«Пенек глазастый», – с неудовольствием подумал Сабинин, про себя печально вздохнув. Вот это так подметил. Нужно будет следить за собой. Ладно, в конце концов, нет ничего противозаконного в том, что молодой болгарский повеса когда-то служил в армии родного княжества…
– Да, вы правы, – сказал он неохотно. – Но я бы попросил вас, герр Обердорф…
– Вы можете всецело положиться на мою деликатность, – заверил старикан, перед мысленным взором которого наверняка сияли сейчас серебряные кроны. – Мало ли какие могут быть причины у молодого человека… Я многое повидал.
– Я был когда-то офицером, – сказал Сабинин. – Вы правы. Но вот уже пару лет, как вышел в отставку. Военная служба у нас – вещь унылая, лишена особой перспективы…
– Ничего, – утешил старик. – Вполне возможно, и придет конец вашему сонному царству. У вас на Балканах, поверьте чутью старого солдата, скоро будет ад кромешный. Я почитываю газеты, герр Трайкофф. Слишком много государств, и любое из них, какое ни возьми, питает претензии к соседям. Когда-нибудь это лопнет. А война для офицера – это всегда еще и перспектива . Цивилисты [14] нас с вами не поймут, но мы-то соображаем, а?
– Вы совершенно правы, герр Обердорф.
– Рад, что вы понимаете. Не могу взять в толк, что человек вашего полета находит привлекательного в обществе революционеров.
– Каких еще революционеров? – вполне натурально удивился Сабинин.
– Герр Трайкофф… – хитро ухмыльнулся старикашка. – Ну что вы, право… Я здесь давно, и два-три последних года, поверьте, чуть ли не от каждого, кто здесь живет, слышу о русских революционерах, которые сделали пансионат штаб-квартирой… Дело, надо вам сказать, житейское. Последние лет шестьдесят Европа так и кишит разнообразнейшими революционерами всех мастей и пошибов, это уже и не вызывает никакого интереса. Лишь бы вы ничего не замышляли против короля и императора… впрочем, это дело полиции, а не мое. С вашим императором меня ничто не связывает, и мне положительно наплевать, что вы там против него замышляете…
«Слышал бы это Кудеяр, – злорадно подумал Сабинин. – Или товарищ Козлов. Два гения конспирации, изволите ли видеть. Уж если Обердорф говорит об этом так буднично, значит, вся округа давно болтает…»
– Ну какой я революционер, герр Обердорф? – усмехнулся он. – Я – бродяга, путешественник, искатель приключений…
– Нимало не сомневаюсь, герр Трайкофф, – поспешил заверить старик. – Вы – совсем другое дело. Но вот другие обитатели пансионата, знаете ли… Взять хотя бы фрейлейн Екатерину. Девушке ее возраста пристало бы заниматься чем-то более полезным и приличным…
