Александр Мазин - Княжья Русь
Славка ушел от княгини задолго до того, как небо за слюдяным окошком начало сереть. Следовало соблюдать осторожность.
Великий князь Владимир легко относился к брачным узам. Если речь шла о нем самом. Вряд ли он так же спокойно принял бы измену собственной жены. А уж узнай он о том, что его сын – может быть, и не его, – тогда ни Славке, ни Рогнеде не сносить головы.
Впрочем, о последнем великий князь догадался бы лишь в том случае, если бы узнал, что невинная девица, которой он овладел в день взятия Полоцка, – не осиротевшая княжна, а ее холопка.
Укладываясь в собственную постель, Славка чувствовал бы себя совершенно счастливым, если бы не тихое ворчание возмущенной совести. Все-таки он предал своего князя. Хотя… Было у Славки и чем оправдаться.
Всё же он был с Рогнедой раньше Владимира и по собственному ее желанию. А если у возлегшей с воином, но позже венчавшейся с другим девицы рождается ребенок, то по законам Рода отцом его считается законный муж, а не заезжий добрый молодец. Так, дочка Славкиной полюбовницы Ульки, рожденная через два месяца после брака, по закону и обычаю считается не Славкиной дщерью, а – ее мужа Юнея. Узнав об этом событии, Славка не преминул отправить в Смоленск дорогой подарок. Подарок приняли и поблагодарили. Всё было правильно.
С другой же стороны, языческий брак полоцкой княжны и убийцы ее родичей (обычное дело в окружающем Славку мире), с позиции христианской, не значил ровным счетом ничего. Так же, впрочем, как и присяга, которую принес Славка великому князю: клятва верности варяга – варягу. Иное дело, что для самого Славки варяжская клятва значила немало. Изменить князю на поле боя он и помыслить не мог. А коли речь идет о любовном споре, то тут другой обычай. За бесчестье муж вправе и жену наказать, и ее полюбовника. И виру взять хоть серебром, хоть кровью. Надо сказать, что охочий до чужих жен Владимир тоже, бывало, платил отступное. То есть не платил (князь все же), а одаривал. Хотя уж его-то на поединок вызвать мало кто рискнул бы. Изрядно умел Владимир Святославович на мечах. Да и боги, удача то есть, на его стороне. Князь!
Но в споре из-за Рогнеды обидчиком выходил как раз Славка. И он очень сильно сомневался, что Владимир станет с ним биться. Узнал бы он о связи сотника и княгини, попросту отдал бы прелюбодеев палачу.
Такой исход Славку категорически не устраивал. А поскольку отказываться от Рогнеды Богуслав тоже не намерен, то придется великому князю побыть в неведении.
Глава 9,
В которой Богуславу все-таки приходится выйти на поединок
День прошел в заботах. Славка готовился к походу в Киев: осматривал кнорр Хривлы и лодью, которую выделил Лунд. Нашел корабли вполне подходящими. Кроме лодьи наместник полоцкий предоставил Славке полусотню воев. Вои были – так себе. Лучшего из них Славка в бытность безусым отроком уделал бы одной рукой. Не дружинники. Ополченцы. Глупое мясо. Опивки сборной Владимировой рати, когда-то бравшей Полоцк. Оружные смерды. Разноплеменный сброд: меряне, чудины, водь, даже невесть как забредший в чужие края охотник-бодрич…
Единственная причина, по которой Лунд их кормил и жаловал: что пришли они из чужих краев и с кривичами сговориться никак не могли.
Славка высказал свое недовольство Лунду, но наместник не внял. Тоже понятно. У него каждый умелый дружинник – на счету.
Других нет, заявил Славке Лунд и обратил внимание на то, что все приданные вои – мужи крепкие и грести умеют хорошо. А если издали взглянуть, то и не поймешь, кто у Богуслава будет весла ворочать. Сочтут возможные недруги щиты да шеломы, решат, что имеют дело с немалой дружиной, – и в драку не полезут. А если все же полезут, так тут пособит Владимиров давний соратник Хривла.
С даном на кнорре пойдут одиннадцать матерых викингов и еще семеро пусть молодых, но по крови – тоже скандинавов. А это многое значит.
Так что Славка хоть и побурчал по поводу своих новых воев, но в основном – для порядка. На такой отряд ни одна разбойничья шайка напасть не рискнет. А рискнет – так там же вся и ляжет. Разбойники – не гридь. Умения воинского у них не больше, чем у мерян-водян Славкиных.
– Зато кормчего я тебе даю умелого и славного, – порадовал наместник Славку. – Десятника моего, Кведульва Мокрую Спину. Надежный воин. Вместе с конунгом нашим не раз в вики ходил.
«Еще один старый хирдманн Владимира, рассчитывающий на благодарность князя», – подумал Славка. И ошибся. Отчасти.
Кведульв Мокрая Спина оказался довольно молодым. И – крутого нрава, как вскоре выяснилось.
Помимо воинского отряда и припасов на лодье следовало разместить Рогнедину челядь и ее немалое имущество. С полудня взмыленные холопы и холопки под личным присмотром княгини принялись загружать Рогнедино богатство.
Тут-то кормчий и показал себя, свернув пару носов и повыкидывав обратно на причал большую часть Рогнединой клади. Взбешенная княгиня примчалась на берег и в ярости велела холопам скрутить кормчего и отколошматить палками.
Тут бы холопам и конец пришел, потому что Кведульв обнажил меч и с добродушной улыбочкой пообещал организовать полоцким воронам скорую и обильную поживу.
Холопов эта улыбочка не обманула. Всем ведомо: если нурман улыбается, значит, крови будет много – и крови не нурманской.
Пришлось вмешаться Славке. Кое-как он успокоил и княгиню, и кормчего. Первой пообещал, что возьмет на борт всё, что можно. Второму – что не позволит пустить лодью на дно грудой тяжеленных сундуков.
Но присматривать за погрузкой Славке пришлось лично. И удовольствия это ему не доставило.
Вот посреди этих малоприятных хлопот к Славке и подошел его давешний недруг. Нурман Скегги.
– Что тебе надо? – раздраженно бросил Славка, только что разделавшийся с очередным сундуком.
– Ох и грозен ты, варяг, – Скегги ухмыльнулся. – Не хочешь ли отойти в сторонку? Разговор у нас будет – не для чужих ушей.
Голос у нурмана противный, шепелявый.
Передние зубы еще в юности Скегги франк вышиб краем щита.
Голос противный, но вид чересчур самоуверенный.
Славка насторожился.
Отошли.
– Говорят, отец твой – самый богатый человек в Киеве, – начал Скегги. – Правду говорят?
– А тебе какое дело? – бросил Славка.
– Я кое-что видел, – сообщил Скегги.
– Что ты видел?
– То, что я видел, стоит десять марок серебром.
– Да ну?
– Не веришь, – констатировал Скегги. – А между тем если я расскажу кому-то еще, то моя история обойдется тебе намного дороже.
– От меня ты не получишь ни куны! – отрезал Славка.