Владимир Москалев - Два Генриха
– Да, дочь моя, но, благодарение Богу, весть эта дошла до императора Конрада, когда он вернулся в Гослар. А дальше… Боже, упокой душу нашего славного императора и храни жизнь его сыну! – осенил себя крестом епископ. Потом продолжал: – Конрад с войском ворвался в Ахен и первым же делом приказал повесить епископа. Узнав об этом, его ставленник пытался бежать, но его поймали и тут же, на месте, срубили голову. Мечеть сровняли с землей, а всем мусульманам император приказал убираться вон из города, дав им два дня. Срок истек, и город очистился от скверны, расцвел, заблистал, вновь явив жителям свой христианский облик и дух. Кое-кто из сарацин, тем не менее, не покинул город. Рассчитывал, видимо, остаться незамеченным. Их ловили и тут же убивали. Так Ахен избавился от неверных, исконных врагов христианства, а императора по всему городу носили на руках, женщины падали перед ним в пыль и плакали, а потом целовали ему руки. И целую неделю в Ахене не умолкал перезвон колоколов всех христианских церквей в память избавления от засилья мусульман.
– До какой же степени надо не любить свой народ, чтобы допустить такое осквернение его святыни! – воскликнул Ноэль. – Это я о епископе, монсеньор. Да и как можно было выдвигать иноземца на место главы города! Разве это не прямое оскорбление самих горожан? А мечеть? Возвести в христианском городе мусульманский храм! За такое преступление следует выкалывать глаза, обрезать уши и носы, отрубать кисти рук и ног, а потом сажать на кол!
– Наш император воздал по заслугам вероотступникам, – ответил Бруно. – Их пример показал иным нерадивым градоначальникам, как следует беречь христианские святыни. Отныне народ будет решать, кому править их городом. Так постановил император, и в этом я вижу указующую длань Христа.
– Слава императору Конраду! – И Агнес, вытащив кинжал, поцеловала у него перекладину, символизирующую крест.
– Долгие лета королю Генриху – его сыну и моему брату! – подхватил молодой граф, вытащив свой кинжал.
– Как, Ноэль! – округлил глаза епископ Бруно. – Наш король Генрих твой брат? Как же это? Объясни-ка мне, я должен понять… Но, дети мои, – неожиданно заулыбался он, поднимаясь с дивана, – надо признаться, я допустил оплошность. Вам следует вначале переодеться, умыться с дороги, принять трапезу, а уж потом вести разговоры. С этого и следовало мне начинать. Ну не старый ли я осёл, совсем выжил из ума.
– Этому есть объяснение, монсеньор, – встал на его защиту сын Эда, – ведь вы встретили свою дочь. Какой же нормальный человек после такого потрясения не потеряет рассудок?
– Ты прав, мой мальчик, – обнял его за плечи епископ, – известие и в самом деле ошеломило меня. Но мы тотчас исправим это.
Он схватил со стола колокольчик и позвонил.
Вошел служка, за ним еще один.
– Поручаю вам этих двух благородных рыцарей. Они с дороги. Займитесь ими и делайте все, как они вам прикажут. Их желания – мои желания.
Служки молча поклонились.
– Ступайте, – жестом руки отпустил гостей хозяин дома, – и, как только отдохнете, поднимайтесь ко мне. Полагаю, нам еще о многом надо переговорить.
И оба рыцаря, отвесив легкий поклон, вышли.
Глава 6. Незнакомка
Утром, после завтрака, оба – брат и сестра – вошли в кабинет епископа. Агнес преобразилась; теперь никто не сказал бы, что перед ним мужчина. На ней блио – женская туника из шелковой ткани, с поясом и короткими рукавами; на голове капор, на ногах кожаные сапожки. Ноэль одет в расшитую золотыми и серебряными нитями тунику.
Епископ ждал их, стоя у окна. Он смотрел туда, где река Мозель брала свое начало – на юго-восток. Там Эльзас и замок Эгисхайм. Возможно, Бруно вспоминал родителей, весьма набожных и образованных людей, но, не исключено, и свое детство. В пятилетнем возрасте его отдали на воспитание тульскому епископу Бертольду. Но это благодаря родственным связям: его отец Гуго по отцу приходился сводным братом последнему Людольфингу[15] и после смерти бездетного короля мог бы претендовать на трон. Но знать не допустила этого. Выбрали короля из Франконкского герцогского дома – Конрада II, положившего начало Салической династии. Так маленький Бруно оказался в Туле, ставшем для него отныне родным домом.
Будучи уже каноником, в 1024 году Бруно был представлен ко двору Конрада, своего кузена, и стал служить в часовне при соборе, а после смерти епископа Туля был назначен на его место. Теперь он – глава епархии, с ним считаются, его ценят, перед ним лебезят: еще бы, ведь он двоюродный дядя нынешнего короля!
Одет он так же, как и вчера. Он не баловал себя нарядами, противопоставляя, таким образом, духовное мирскому.
Услышав шаги за спиной, он обернулся. Эгисхайм тут же был забыт.
Дочь подошла и преклонила колено, но Бруно упредил ее, взяв за руку. Легкая краска смущения покрыла щеки Агнес; она улыбнулась. Ноэль хотел припасть к руке, но епископ лишь крепко обнял его за плечи, сказав:
– Всякий возвышающий себя будет унижен, а унижающий себя – возвысится. Не так ли сказал Христос в Нагорной проповеди? Я это к тому, что гордыня есть один из грехов человека. Тот, кто кичится своим величием, впадает в гордыню. Ее должно усмирять, особенно в отношении близких людей. Наше с тобой кровное родство, Ноэль, ничем не доказано, но ты троюродный брат моей дочери, а стало быть, что там ни говори, доводишься мне каким-никаким, а племянником.
– Отец, я так рада! – воскликнула Агнес, сжимая руку епископа. – Вообще, надо признать, в жизни много несправедливостей, одна из них – та, что я до сих пор ничего не знала о тебе. Однако я полагала, что ты попросту не желаешь знаться с кем-либо из родственников по причине нелюдимости, обиды или дурного нрава. Теперь я вижу, что ошибалась: мой отец добрейшей души человек, мил и весьма прост. Я рада твоему приему и тому, как ты отозвался о моем брате и друге. Если так, то, верно, ты примешь в нем деятельное участие.
– Охотно, – ответил епископ. – Но объясни сначала, Ноэль, как могло статься, что наш король Генрих оказался твоим братом?
– Двоюродным братом, – поправил его сын Эда и поведал перипетии своей родословной, начиная от короля Конрада Тихого.
Закончив рассказ, он выразил желание ехать в Гослар к королевскому двору. Бруно не удивился:
– Это похвально, что ты мечтаешь свидеться с братом, которого до сих пор не знал. Но не знал и он о тебе. Доставит ли ему такая встреча радость? Не увидит ли в тебе король, человек с властным, крутым нравом, того, кто жаждет по праву рождения предъявить права на трон? В таком случае вместо радушного приема он постарается избавиться от тебя. Тебе это не приходило в голову?
– То же говорил мне отец. Но, во-первых, я не собираюсь становиться королем. Вы верите мне, монсеньор?
– Безусловно, мой мальчик. Твои глаза глядят открыто, в них нет хитрости, они прямодушны и честны. Таким был и твой дед, можешь мне поверить. Но что же во-вторых?
– Вряд ли Генрих обладает характером легендарного короля франков Хлодвига. Человек властный и мнительный, тот одного за другим устранял своих родичей, видя в каждом из них посягателя на трон. Насколько мне известно, в этом смысле он был единственным из монархов. Что же касается германских королей, то в истории их правления, начиная с Людовика Немецкого, не наблюдалось подобной жестокости. Смею надеяться, нынешний король не выбился из ряда своих предшественников. Во всяком случае, молва хранит об этом молчание, а ведь он на троне уже семь лет.
– Согласен с тобой и решения твоего не могу не одобрить, – кивнул епископ. – Но вот что я хочу тебе сказать, Ноэль, и тоже в двух пунктах. Первое: я отправлюсь с тобой, вернее, с вами, ведь вы поедете вдвоем, насколько я понимаю? – И он поглядел на дочь.
– Отныне я не оставлю своего брата и последую за ним всюду, – с жаром ответила Агнес. – Я сделала бы это, даже если бы ты остался в Туле, отец, пойми меня правильно. Он стал частью меня самой, а я не собираюсь разбрасываться частями своего тела.
– Я отправляюсь в Гослар тоже по двум причинам. Первая: я лично представлю Ноэля королю Генриху, и это будет намного эффектнее, нежели он представится сам. Вторая: мне надлежит переговорить с королем о ситуации в Латеране: христианству угрожает серьезная опасность, папскому беспределу должен быть положен конец. Я давно уже собирался предпринять это путешествие, нынче случай сам идет в руки. Теперь о том, что так же беспокоит меня. Речь пойдет о религии, вере во Христа.
Твой дед, Ноэль, был безбожником, думаю, тебе об этом известно. Но не менее страшны и еретики. Если первые не верят ни во что, то вторые исповедуют ложные учения, искажающие текст Ветхого и Нового Завета, называемого Евангелием. И это более опасно, ибо секты еретиков плодятся, уводя христианство в сторону от учения, основанного на истинной вере. Выдвигать свои толкования Священного Писания, в отличие от авторитетных Отцов Церкви, начали гностики, потом ариане. Подумать только, они утверждали, что Сын Божий не равен отцу и не есть истинное божество, ибо имеет иную природу! За ними появились павликиане, евтихиане, багауды[16]; каждая секта со своими верованиями, отличными от установленных матерью-Церковью. Не упомнить уже названий ныне существующих еретических сект, они растут, как грибы после дождя. Под «дождем» я подразумеваю тысячный год со дня рождения Христова, когда не произошло всеми ожидаемого конца света.
