Владимир Москалев - Два Генриха
Брат с сестрой переступили порог кабинета епископа и, поклонившись, застыли: их пригвоздил к месту острый, властный взгляд человека, стоящего напротив них, у камина. Лицо его обрамляла густая, окладистая борода; прямой, чересчур длинный нос опускался на верхнюю губу, деля ее пополам; губы не выражали ничего – ни надменности, ни радости, ни удивления. Лишь в глазах читался немой вопрос.
Одет был епископ в фиолетовую мантию, на голове – шапочка того же цвета. Он стоял, опираясь одной рукой о спинку кресла.
– Странствующие рыцари – довольно редкое явление в моем доме, – мягким голосом уроженца Эльзаса проговорил хозяин. – Полагаю, они посланы некой особой, желающей передать мне какое-то поручение. Не исключаю, однако, что странники попросту ищут крова. Но есть и еще причины. Например, они прибыли с жалобой. Наконец, они ищут покровительства церкви в вопросах, касающихся наследства одной из уважаемых семей.
Епископ улыбнулся, пошел навстречу гостям и остановился от них в двух шагах, перебегая глазами с одного лица на другое.
– Церковь всегда поможет тому, кто нуждается в ней, – продолжал он, – пусть даже он и не послан своим господином, а прибыл сюда как вассал церкви, ее верный почитатель, радетель ее устоев и борец за веру в Господа нашего. Но довольно болтовни, сеньоры, я вижу, вам не терпится изложить мне суть дела. Давайте начнем с того, кто из вас старше. Мне кажется, это вы, – остановил он взгляд на молодом графе. – Начинайте первым.
– Ваше преосвященство, меня зовут Ноэль, я сын графа Эда фон Готенштайн, в прошлом фон Верль. Я разъясню, если вам сразу же не удается припомнить: граф Эд – шурин покойного короля Конрада Второго, вашего двоюродного брата.
– Я помню Эда, – еще шире улыбнулся глава тульской епархии и подошел ближе, глядя снизу в глаза рыцарю. – Я хорошо его помню, ведь мы были когда-то дружны, несмотря на разницу в возрасте. Бог мой, ему сейчас, вероятно, уже…
– В следующем году ему будет шестьдесят.
– Значит, он жив? – искренне обрадовался епископ. – И, надеюсь, здоров? Я от души рад этому. Хотелось бы встретиться, нам есть о чем поговорить. Мы вспомнили бы наши приключения во время правления покойного короля Роберта, ведь мы с Эдом одно время бродяжничали, скитаясь по дорогам Франции и Германии, занимались разбоем.
– Отец часто вспоминает те времена. Говорит, лучшего товарища у него не было. Однако ваши похождения не всегда ограничивались поисками хлеба насущного, нередко они заводили вас в монастырские кельи и альковы прекрасных дам.
– Да, да, – соглашался пастырь Туля, кивая в знак согласия, – приключений у нас хватало, это ты верно заметил, мой мальчик. Так ты, Ноэль, стало быть, его сын и внук Генриха Первого? – Епископ ласково обнял за плечи молодого человека. – Я рад, что ты приехал ко мне. В последний раз я видел тебя совсем мальчишкой, в тридцатом году. Ты и тогда был высоким, крепким, самым сильным среди сверстников. Наверное, ты помнишь, как в те времена начался голод, церковь помогала людям. Я заезжал в поместье к графу, твоему отцу. Мы ходили с тобой ловить рыбу, ставили капканы на зайцев и били стрелами птицу.
– Я тоже рад нашей встрече, монсеньор, и помню ваш приезд к нам. Жаль, что мы тогда так надолго расстались.
– Да, я ведь уже был епископом Туля, и меня, как ты сам понимаешь, призывали дела епархии. Но какими судьбами, Ноэль? Что заставило тебя покинуть замок? Впрочем, догадываюсь: ты отправился путешествовать по свету вместе с товарищем. – И граф Дагсбург поглядел на Агнес, несколько удивляясь ее также высокому росту и крепкому телосложению.
– Не совсем так, ваше преосвященство…
– Без титулов! – выразительно поднял ладонь епископ Бруно. – Без титулов, Ноэль. Ты мне как сын, и я позволяю тебе обращаться ко мне, как к отцу. Мне это тем более будет приятно, что своих детей у меня, к несчастью, нет. Так что ты хотел сказать?
– Дело в том, что я отправился странствовать не только в поисках приключений, но еще и своей матери. Увы, я даже не знаю, жива ли она еще. Проезжая по городам, я опрашиваю людей, но они ничего не слышали о женщине по имени Вия.
– Да, да, – проговорил епископ, качая головой, – темная история. Эд рассказывал мне. Все случилось так неожиданно. Впрочем, в те времена этому не удивлялись. Из-за войн многие дети оставались без отцов и матерей, а те – без детей, которых либо крали, либо они умирали от голода. Да-а, голод… Хорошо, что твой отец оказался сыном графа Германа, а потому вас долгое время спасал ваш замок, в подвалах которого хранились припасы.
– Монсеньор, я прибыл к вам с открытой душой как к честному, доброму и справедливому человеку, к тому же другу моего отца, а потому хочу, чтобы между нами все было предельно ясно. Я не приемлю лжи, а здесь не допускаю ее вдвойне. И я признаюсь вам как духовному отцу на исповеди в том, о чем до сих пор в нашей семье хранили молчание. Объявлено, что отцом графа Эда является Герман Первый, граф фон Верль, умерший незадолго до того, как его супруга Герберга повстречала сына герцога Ричарда Нормандского. Его звали Можер. Встреча эта не прошла бесследно: вскоре у Герберги родился сын – мой отец. Так что в его жилах, как и в моих, кровь норманнов.
– Вот оно что, – поглаживая подбородок, проговорил епископ. И продолжал: – Я знаю этого нормандца, мы встречались с ним. В то время Генрих Французский воевал с братом за корону, и мне приходилось выступать в качестве миротворца, переезжая из одного лагеря в другой. Можер был сотником в войске короля, и тот прислушивался к его и моим советам. На этой войне и сложил голову твой дед.
– Отец рассказывал, Можер дня не мог прожить, чтобы куда-нибудь не уехать и где-нибудь не воевать. Что поделаешь, он родился воином. Неудачно вышла замуж Изабелла де Бовэ. Редко видела мужа, вести о нем доходили до нее только от гонцов.
– Хорошо, что ты рассказал мне об этом, мой мальчик. Ты честен, и я рад этому. Твой дед тоже был таким, хотя и слыл порядочным ветреником и бесшабашным человеком. Однако ты не много потерял: его род знатнее, нежели род графа Генриха.
– Я не все еще рассказал вам, монсеньор, – продолжал Ноэль. – Герберга имела от Можера сына, а ее сводная сестра Гизела – дочь, которая родила девочку. Догадываетесь, кем приходится мне эта девочка?
– Она твоя троюродная сестра, Ноэль! Тебе что-нибудь известно о ней?
– Я нашел ее! Никогда не видел, даже не знал о ее существовании, и вот, отправившись странствовать, разыскал. Как – об этом я расскажу позднее.
– Хорошо. Так значит, – спросил епископ, слегка нахмурившись, что служило признаком размышления, – ее мать была дочерью нормандца? Теперь мне понятно: она двоюродная сестра твоего отца, кузина. Но кто же отец твоей сестры и кто мать? Назови их имена. И кто она сама?
– Имя ее матери – Бригитта, она аббатиса регенбургского монастыря. Дочь зовут Агнес, а ее отец…
– Да, кто же отец? – живо заинтересовался епископ, ни о чем не подозревая. – И где она сама?
– Ему было восемнадцать лет, когда его назначили каноником собора святого Стефана в Туле. Как-то в одном из замков он увидел прекрасную женщину, вернее было бы сказать, она первая увидела его. Она была много старше этого каноника, однако это не помешало ей отдаться ему в первую же ночь. На другой день он уехал, а эта женщина по истечении известного времени родила дочь, которую назвала Агнес. Звали эту женщину…
– Бригитта! – воскликнул епископ, впившись глазами в Ноэля. – Ее звали Бригиттой, теперь я вспомнил! Но ты говоришь… ты сказал мне… – епископ задыхался от волнения, руки его тряслись, он с трудом подбирал слова, – … сказал, что нашел Агнес… свою сестру! Где же она? Покажи мне ее, Ноэль!
– Нет ничего проще, монсеньор, – улыбаясь, ответил сын графа Эда. – Она стоит рядом со мной. Взгляните, вот она! Неужели вы до сих пор не заметили, как слезы застилают ей глаза? Ведь она никогда не видела своего отца.
Епископ рывком подошел к Агнес. В глазах его читалось удивление и недоверие, переходящее в испуг. В самом деле, может ли такое быть? Уж не разыгрывают ли его? Но не похоже. Да и кто посмел бы?..
– Как… – пробормотал он, бледнея и отступая на шаг. – Вот этот рыцарь… этот великан… Ноэль, признайся, ты хочешь сыграть со мной дурную шутку…
Он снова приблизился и стал пытливо вглядываться в лицо своей дочери, ища в нем черты, которые, быть может, еще сохранились у него в памяти, хотя прошло уже двадцать шесть лет. Он все еще не мог поверить, это читалось по его глазам и лицу, пока что не выражавшему бурной радости. Но вот Агнес заговорила… Услышав ее голос, Бруно вздрогнул. Глаза его расширились, рука легла на грудь, словно стараясь унять биение сердца, и он шагнул навстречу… Тут он увидел, как она подняла свои руки, готовая броситься к нему и обнять его.
– Это я, отец, твоя дочь… – произнесла Агнес, несколько смущенно улыбаясь. – Мать так мечтала, чтобы мы встретились… Она мне все рассказала, даже описала шрам над твоей левой бровью, которого уже не видно. И еще она сказала, что я одна у нее на всем свете, и у тебя тоже нет других детей, кроме меня, твоей единственной дочери. Живя в неизвестности, я, тем не менее, люблю тебя всей душой, как любит до сих пор моя бедная мать аббатиса. Не смотри, что я в облике рыцаря, и обними скорее свою дочь, дорогой отец…
