Робин Янг - Отважное сердце
— Именем Господа, прекратите немедленно!
Зычный голос Уильяма Ламбертона заставил мужчин замереть на месте. Епископ Сент-Эндрюсский стоял в центре залы, грозный и яростный, как громовержец. Глаза его, один — голубой, другой — белый, бешено сверкали.
— Уберите клинок, Джон Комин, или, клянусь Господом, я прокляну все ваше семейство до седьмого колена и лично прослежу, чтобы вы отправились прямиком в ад!
Комин не пошевелился. Роберт чувствовал, как с каждым вздохом вздымается грудь его врага, прижавшегося к его спине. После недолгого колебания он убрал клинок и разжал руку, которой держал Роберта. У противоположной стены Эдвард отпустил Дунгала Макдуалла, когда Нейл Кэмпбелл схватил его за плечо. Макдуалл сполз по стене на пол, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом. Роберт вырвался из объятий Комина.
— Совет закончен, — произнес Джеймс Стюарт. — Расходитесь по своим комнатам. Мы вновь соберемся здесь, когда вы немного остынете и возобладает здравомыслие. — Голос сенешаля прозвучал хрипло, но решительно.
Роберт протолкался наружу, под проливной дождь. Его люди устремились вслед за ним, и их голоса заглушили рокот грозы. Над деревянными башнями замка, обступившими просторный внутренний двор, нависало обезображенное иссиня-черное небо, которое жутко подсвечивали снизу мертвенно-слепящие зигзаги молний. Два дня тому с востока пришли летние грозы, и земля уже успела раскиснуть от дождя, а все ямы и выбоины превратились в глубокие лужи. Роберт, разбрызгивая грязь и подняв капюшон накидки, зашагал вниз по крутой тропинке, сбегавшей от входа в главную башню.
Внизу сгрудились домишки, которые, собственно, и образовали город, и меж которых виднелись палатки и лошади дворян, съехавшихся в Пиблз на Совет. Город располагался милях в тридцати от Роксбурга, в глубокой долине, укрытой в чаще Леса, давящие сумрачные дебри которого нависали над нею со всех сторон. Деревья походили на бескрайнее море, неспокойное и бурное, содрогающееся под порывами урагана. Словно издалека, до Роберта доносились голоса его людей, бурно обсуждающих недавние события, пока он спускался с холма, на котором стоял замок. Но слова их звучали невнятно и неразборчиво, ничем не отличаясь от шума ветра в ушах. На него нахлынули воспоминания, вытеснившие все прочие чувства и ощущения. Он видел перед собой лицо Джона Комина, исказившееся от ненависти и желания убить Брюса. Его сменила неуверенность в глазах Джеймса Стюарта, когда Комин рассказал о клятве, принесенной им королю Эдуарду. Шагая под дождем вниз по склону, к раскинувшемуся перед ним городу, он не мог забыть обвинения Комина. Они упорно преследовали его, эхом стуча в виски и отдаваясь в ушах.
«Связанный нерушимой клятвой с его делом. Как мы можем доверять такому человеку?»
В самом деле, как? Ни одна живая душа, включая его брата, не знала о том, что он помог Рыцарям Дракона выкрасть Камень Судьбы из аббатства Скоун. Эту ношу ему было суждено нести в одиночку. Роберт говорил себе, что, даже если бы он отказался в ту ночь помогать Хэмфри и остальным увезти камень, они бы все равно сделали это без него — он не смог бы помешать им, но на сердце у него от этого легче не становилось. Что бы он ни сделал для освобождения своей страны, сколько бы английских обозов ни атаковал, скольких бы скоттов ни привлек под свои знамена и сколько бы шагов ни сделал на пути к трону, он никогда не сможет забыть, что самым главным вызовом судьбе стало совершенное им преступление.
Трона больше нет.
Этот факт был ярок и безжалостен, как свет маяка, сверкающий впереди. Куда бы он ни посмотрел, он всегда будет видеть его. В тот день — день, когда Катарина предала его, — Александр сказал ему, что он должен сам поверить в то, что может стать королем. Лорд счел, что именно она сдерживала его, не давая идти вперед, и, пожалуй, в какой-то степени это было правдой: может быть, он считал, что недостоин большего, нежели продажная служанка. Но горькая правда и настоящая причина того, почему он столь нерешительно шагал к трону с сомнением в глазах, заключалась в том поступке, который он совершил тогда в Скоуне, у подножия холма, на вершине которого некогда ощутил дыхание самой истории.
Роберт настолько погрузился в свои мысли и воспоминания, что не заметил, как навстречу ему по тропинке поднимаются шесть человек, пока не столкнулся с ними нос к носу. Четверо из них были рыцарями из Каррика. Они конвоировали двух человек, которые неловко ковыляли по крутому подъему, ничего не видя перед собой из-за низко надвинутых на лоб капюшонов, из-под которых доносились приглушенные стоны протеста.
Роберт замер на месте при виде такого зрелища, и Эдвард, Александр и другие остановились вместе с ним.
— Сэр Роберт, — окликнул его один из рыцарей, когда над головами глухо зарокотал гром. — Мы застали этих людей в тот момент, когда они пытались проникнуть в ваши апартаменты. Они говорят, что знают вас, но отказываются назвать свои имена.
При этих словах пленники начали вырываться.
Роберт расслышал свое имя, произнесенное приглушенным голосом.
— Снимите с них капюшоны.
Рыцари повиновались, откинув плотные шерстяные покрывала, и взорам собравшихся предстали рассерженные и раскрасневшиеся лица двух молодых людей. Они были одеты в туники и мантии из синего полотна, промокшие от дождя и перепачканные грязью, но явно хорошего качества. Оба носили перевязи, но оружия у них не было — его, без сомнения, забрали рыцари. Тот, что выглядел постарше своего спутника на несколько лет, был невысок и широкоплеч, с квадратным лицом, обрамленным рыжеватой бородкой и короткими светлыми кудрями. Второй был высок и мускулист, с длинными, до плеч, черными волосами и открытым мальчишеским лицом. Оба уставились на Роберта во все глаза, и гнев на их лицах сменился невероятным удивлением.
Еще мгновение Роберт в недоумении смотрел на них, а потом услышал, как радостно вскрикнул стоящий рядом Эдвард. И он сразу же узнал обоих.
Рыцари Каррика неуверенно отступили в сторону, когда Роберт и Эдвард бросились к незнакомцам, и все четверо крепко обнялись, смеясь и обмениваясь радостными восклицаниями. Глаза у них светились от нежданной радости. Александр Сетон встретил вопросительный взгляд Кристофера и слегка покачал головой, показывая, что пребывает в таком же недоумении, как и кузен, тогда как Джон Атолл и Гартнет Мар вместе с остальными наблюдали за происходящим с нескрываемым удивлением.
Роберт наконец отпрянул от черноволосого юноши и с изумлением оглядел его с головы до ног.
— Клянусь Богом, Найалл, да ты скоро будешь выше меня! — Он посмотрел на Томаса, который, смеясь от столь горячего приема, высвободился из крепких объятий Эдварда. Роберт уже несколько лет не видел младших братьев, поскольку они по приказу отца всю войну провели в приемной семье на землях Брюсов в Антриме. Он по очереди оглядел их, поражаясь тому, в какого красавца превратился Найалл; его глубоко посаженные глаза, в которых светился тонкий ум, и упрямый подбородок удивительным образом вобрали в себя прелесть их матери. Томас же округлился и стал походить на их отца, широколицего и коренастого.
