Георг Борн - Бледная графиня
– Нет, на этот раз я уверена, что не появится.
– Ну, так поторопись тогда и со мной рассчитаться.
– Но я еще не получила денег Лили. Она жива, хотя и в моей власти. До сих пор я не могла добиться выдачи денег, но теперь вижу, что пришла пора действовать особенно решительно…
– Да, ты права.
– А что ты станешь делать, получив свою долю?
– Уеду.
– На что ты промотал деньги, которые я тебе посылала? Имея сто тысяч талеров, можно было спокойно дожидаться остального, а вместо этого ты являешься сюда, как какой-нибудь бродяга. И я еще должна прятать тебя, чтобы не давать повода для разного рода толков. Так что наберись терпения и жди. И помни, что любой твой необдуманный и опрометчивый шаг может испортить все дело.
– Но ты же сама сказала: теперь, когда устранено последнее препятствие…
– Жадность лишает тебя рассудка. Именно сейчас, когда деньги так близки, и надо быть особо осторожным. Они будут получены, но когда точно – я сказать не могу. Я и так из-за твоих непомерных требований и мотовства залезла в большие долги и нуждаюсь теперь не меньше твоего.
– Нуждаешься?.. В шампанском и устрицах, – насмешливо сказал Митнахт. – Знаю я тебя!
– Да хоть бы и так! – гордо ответила ему Камилла. – И я бы на твоем месте не доходила до такой наглости. Ты получаешь здесь все, что можно и нужно. Я сама ношу тебе и вино, и еду. Тебе этого мало?
– Я живу как в тюрьме, и это мне надоело.
– Зачем же ты сюда шел?
– Какой глупый вопрос! – вскипел Митнахт. – Потому что у меня не было ни гроша денег.
– Я ни разу прежде не видела тебя таким, хотя ты не однажды приходил ко мне – наполнять свои карманы. Но тогда ты был хотя бы в приличном виде. А теперь совсем опустился, стал совершенно другим человеком.
– А благодаря кому? – обиделся Митнахт. – Сейчас, вспоминая по ночам прошлое, я тысячу раз проклинаю ту минуту, когда встретил тебя в первый раз. Я был авантюристом – хорошо. Служил наемником под чужими знаменами – да. Был игроком – да. Но не преступником, не убийцей!
– К чему ты все это говоришь?
– Я проклинаю тебя, когда вспоминаю свое прошлое!
– Что было, то прошло. Лишь дураки думают о том, чего уже нельзя изменить, – холодно сказала графиня.
– Ты обещала мне награду за наградой, только бы я сделался твоим помощником.
– И разве я не исполняла своих обещаний?
– Теперь, когда я сижу в этом каменном мешке, прошлое снова проходит перед моими глазами, словно это было вчера…
– Уж не раскаяние ли ты тут передо мной разыгрываешь? – с язвительной усмешкой спросила графиня. – Напрасный труд. Подобная глупость может окончиться для тебя эшафотом.
– Ты хочешь сказать, что назад дороги нет и путь для меня остался только один? Что ж, ты права. Благодаря тебе, я зашел так далеко, что преступление за преступлением стало нормой моей жизни.
– Что значат эти упреки?
– Ты еще не знаешь, что по дороге сюда я должен был убить ни в чем не повинного человека, телеграфиста из Баума, который отправлял депешу Марии Рихтер. Он узнал меня.
– Но он, кажется, сам лишил себя жизни?
– Нужда всему научит. Я устроил так, чтобы все решили, что это самоубийство.
– Остановись, Курт, – прервала Митнахта графиня, в голове которой мелькнула новая идея. – Ты знаешь, что в этой же башне я поместила Лили. Она, кажется, замышляет побег. После той ночи, когда ты вернулся, утром под окном ее комнаты обнаружили следы копыт…
– Теперь она одна стоит у нас на дороге, – мрачно заметил Митнахт.
– И она по-прежнему обвиняет тебя. Я все силы приложила к тому, чтобы перевести ее сюда, но пока жива она, нам миллиона не получить.
– Если уж все так далеко зашло, то надо поскорее кончать с этим делом.
Дьявольская улыбка тронула губы графини, но Митнахт ее в темноте не заметил.
– Но надо соблюдать предельную осторожность. Поспешность может испортить все дело.
– Она исчезнет, как и появилась, неожиданно и необъяснимо, – пообещал зловещим шепотом Митнахт.
– Лучше всего, если это произойдет при попытке к бегству, – сказала графиня, – а попытку такую я берусь устроить в самое ближайшее время.
– Только предупреди заранее.
– Будь осторожен, Курт, и тогда нам все удастся. Тебе тем легче действовать, что никто не знает о тебе. Лили убежит и пропадет бесследно. Это будет очень легко объяснить. Мы сделаем так, что все подумают, будто, видя неудачу своего обмана, она решила бежать, чтобы не подвергнуться заслуженному наказанию.
Митнахт молчал.
– Да, ты прав: она так же непонятно исчезнет, как и появилась. И это, я уверена, не вызовет никаких подозрений. Но пока главное для тебя – не выдать своего присутствия здесь.
– А ты постарайся больше не испытывать моего терпения, – хмуро сказал Митнахт.
Графиня вышла от Митнахта. Благополучно пройдя по коридору, она заперла железную дверь башни и начала уже подниматься по лестнице, ведущей в ее покои, как вдруг услышала, что внизу, в передней, с шумом отворилась входная дверь.
Графиня выглянула вниз через перила и увидела Леона Брассара. Он был в страшном волнении. Вышедший ему навстречу слуга испуганно отскочил от него. Леон же, казалось, ничего не видел и не слышал.
Леон шел к лестнице, и графиня подумала, что он спешит к ней с каким-то важным известием. Не касается ли оно Этьена Аналеско? Не спасся ли он, чего доброго, и на сей раз?
А Леон тем временем поспешно взбежал на лестницу и, не замечая графини, прошел в ярко освещенную гостиную. Рыжие его волосы были всклокочены, лицо имело нездоровый зеленоватый оттенок, глаза были тусклы и неподвижны – в общем, он казался придавленным некой непомерной тяжестью.
– Не меня ли вы ищете так поздно, Леон? – спросила графиня, входя вслед за ним.
При виде графини лицо Брассара исказилось яростью, и та в недобром предчувствии невольно отступила.
– Да, я ищу тебя! – воскликнул Леон. – Я не мог ждать утра. Я бы задохнулся от гнева.
– Что с вами случилось? – удивилась графиня.
– Господи! Если бы я мог вернуть ему жизнь! – простонал Леон. – Да, это было бы твоей гибелью… Принц Аналеско был единственным человеком, которого ты боялась. Но нет – он умер… Я его убил… Но я оказался лишь послушным орудием в твоих руках. А ты, ты все задумала! Ты направила мою руку…
– Остановитесь! Вы с ума сошли! – воскликнула в ужасе графиня.
– А… Боишься, что кто-нибудь услышит? – сказал Леон. – Или опять отопрешься, скажешь, что ты ничего не знала?.. Ведь ты знала, что он мой отец. Что не его, а твоя вина, что мы так долго были в разлуке. И ты дошла до такой преступной низости, что, не поколебавшись, заставила меня поднять руку на собственного отца, который хотел вывести на чистую воду все твои злодеяния… Ты сделала это, прекрасно зная, что я твой сын, проклятая! Ты не пощадила своей собственной крови!..
